День, светивший яркой звездочкой где-то вдали, приближался, пока, наконец, не заполнил собой все. Наступил день премьеры. Накануне, посетив с десяток магазинов, я забыла, где нахожусь – в Москве, на Кузнецком мосту, или в Веденске. Вся центральная улица города была сплошной линией элитных бутиков. И в каждом было многолюдно.
Я долго перебирала вешалки с роскошными вечерними платьями. На мой вкус, байеры переборщили с яркими, экзотичными моделями, но это, в конце концов, южный город. Я все-таки нашла наряд по вкусу – темно-розовое платье с жилетом «болеро». Тетя Рая платье одобрила и предложила к нему свою брошку из червонного золота с аметистами, которую носила еще ее мама.
– У нас теперь дамы одеваются в пух и прах, – ворчала тетя, прилаживая брошку к платью, – как говорила моя прабабушка, «и жук, и жаба». Степа возомнил себя Петром Первым, ассамблеи устраивает. Правда, на них бывает весело, но уж больно все пекутся о, как его сегодня называют, дресс-коде… Вот, например, осенью у нас Бал астр, зимой святочный карнавал, весной благотворительный пасхальный фестиваль. А уж премьер, выставок столько… Конечно, для города хорошо: это культура, это красиво. Но ходить на выставку или на премьеру ради того, чтобы показать шикарный наряд, – не комильфо как-то…
На премьере было многолюдно. Перед входом в театр уже собралась внушительная толпа. И вот распахнулись двери, в фойе хлынули гости. Их встречал сам хозяин города, мэр Барсуков. Театр заполнили холеные дамы. Некоторые были даже в мехах, невзирая на жаркую погоду. При каждой имелся дородный спутник. Мне казалось, что бычьи шеи мужчин поскрипывают в тисках неудобных воротничков. Народу было много – кроме местной элиты, прибыли высокие гости из Москвы, немецкие партнеры из управления порта и, представьте себе, столичные критики. Тетя отпускала едкие комментарии, рассматривая публику из нашей ложи в миниатюрный театральный бинокль. Драгоценностей было много, даже больше чем нужно. Провинциальные модницы так жаждали блеска и гламура, что неизбежно перебарщивали: либо соединяли несовместимое, прихватив к яркому платью еще более яркую сумку известного бренда, либо перебивали спокойные, свежие линии средиземноморского кроя яркими украшениями в восточном стиле.
В ложе напротив сидел Влад с немецкими коллегами. Увидев меня, он помахал рукой. Грига нигде не было видно, да и не мудрено: он был за кулисами, уточнял последние детали звукорежиссуры спектакля…
Началась увертюра. Дирижер Абендрот встал у пульта, дал вступление. Загремела музыка Моцарта. Красивые руки дирижера летали над партитурой. Оркестр выкладывался на все сто. Я смотрела на сцену, на артистов в ярких костюмах, на оригинальные декорации и с улыбкой вспоминала свою работу с труппой. Опера шла блестяще, арии завершались овациями. Я была очень счастлива и горда.
После спектакля, когда артистов, дирижера и музыкантов на сцене завалили охапками цветов, а мэр произнес речь и пригласил всех на торжественный ужин, который был накрыт в фойе, ко мне подошел невзрачного вида молодой человек и, наклонившись, тихо сказал:
– Вас просят пройти в ложу. Артур Эмильевич хотел бы с вами поговорить.
– Кто?! – я не поверила своим ушам.
– Господин Вартанян, – прошелестел голос.
Тетя с тревогой взглянула на меня:
– Ты не идешь на ужин, Санечка?
– Иду, но буду позже. Иди одна, ладно?
У ложи толпились люди – ассистенты и охранники, догадалась я. В полумраке сидел немолодой мужчина с поседевшей курчавой шевелюрой и влажными карими глазами.
Он встал, приветствуя меня, и оказалось, что мы одного роста.
– Садитесь, прошу вас. Думаю, здесь удобнее, никто не помешает нам разговаривать. Я задержу вас ненадолго, мы же все приглашены на ужин, – в голосе едва чувствовался акцент. Даже не в голосе, а в интонации, с которой Вартанян произносил фразы.
– У вас много талантов, госпожа Чайкина. Говорят, вы режиссеру спектакля наизусть письма Моцарта цитировали…
– Я просто люблю Моцарта, – тихо заметила я.
Он кивнул.
– Отлично сработано. Я был увлечен постановкой, сам не ожидал, – взмах руки, и я увидела красивое кольцо– печатку на мизинце.
– Я много лет прожил в Германии и могу сказать, что вы проделали отличную работу. Вы и педагог, и переводчик… Да и пишете хорошо, выразительно и толково… – Он усмехнулся.
Я молчала.
– Дочь Виталия Чайкина, прекрасного человека, знавшего толк в делах… Как, кстати, поживает «Ассоль»?
Наверное, я была похожа на рыбу, вытащенную из воды.
Он рассмеялся:
– Когда меня кто-то или что-то очень интересует, я стараюсь располагать самой подробной информацией.
– И вы хотите сказать, что я вас интересую?
– Именно. Расскажите мне все.
Поминутно сбиваясь, я поведала Вартаняну свою грустную историю. Это оказалось труднее, чем я думала. Когда же моя исповедь подошла к концу, я почувствовала неимоверное облегчение, словно очистилась от всего, что так долго угнетало меня. На мою душу снизошли покой и умиротворение.
Вартанян все время молчал. Когда я закончила, он пошевелился в кресле:
– Хотите знать, что было дальше?
Я кивнула и прижала кулаки к глазам.
– Ваше руководство ушло в отставку, – он хмыкнул. – Фирма закрывается. Я потерял интерес к проекту «Сити-вью».
Все оказалось хуже, чем я ожидала.
– Но мне нужен, очень нужен талантливый человек… Прямо хоть объявление давай. Знаете, император династии Цинь в 361 году до нашей эры так и искал талантливых людей, чтобы те могли умно управлять государством.
Глашатаи объявляли на каждом шагу, что государству требуются умные люди. И представьте, этот метод сработал: через двадцать лет страна стала процветающей и победила всех своих врагов.
– Но главного умницу, министра Шан Янга, все же казнили, – не удержалась я от шпильки.
– Ха! Не ожидал, что вы знаете толк в истории. Тогда мне будет еще легче. Предлагаю вам работу. Руководителем департамента по связям с общественностью всего моего концерна, – он обвел рукой пространство, словно очертил границы своей империи. – Вы талантливы, амбициозны, молоды. Что еще нужно? Неужели вы всерьез думаете, что Веденск – это конечная станция? Нет, уважаемая, – он встал, за ним поднялась и я. – Это только полустанок на вашем пути. Не буду торопить, думайте. А через неделю вам позвонит мой помощник, и вы дадите ему ответ. Полагаю, что вы примете верное решение.
И еще Вы молоды и привлекательны и, как я полагаю, увлечены своим романом, но… – Он помолчал у бархатного занавеса у двери. – Моя бабушка всегда говорила: «Провинциальных воробьев нужно видеть под столичным небом». Вы понимаете, о чем я.
С этими словами он вышел. А я, на негнущихся ногах, отправилась вслед за ним, вниз, в фойе, где торжественный ужин был в самом разгаре. Ко мне сразу же потянулось множество рук – артисты, работники порта, немецкие гости. Тетя, сидящая по правую руку от Степана Барсукова, кивала мне… Все смеялись, поздравляли, шутили. Я тоже смеялась, пила вино, искала глазами и не находила Грига, жевала пирожки, слушала комплименты, искала глазами и не находила Влада. Кивнула и подняла бокал вслед за Вартаняном. Снова пила, жевала, смеялась.
