Прощание вышло долгим. В подарок я получила маленькую копию картины. Донести ее до дома вызвался Влад.
– Я всегда мечтал так влюбиться, чтобы рядом был человек, который был бы мне нужен и которому был бы нужен я. Не хочется жить штампами, это не для меня. Чтобы всегда оставалось такое ощущение, что не напился из родника досыта, что хочется еще и еще… – его слова гулко звучали в душистой южной темноте. – Думаю, эта женщина – ты, я даже почти убежден в этом. Может, у меня получится переехать в Москву, но я должен быть уверен… – Влад оборвал себя на полуслове: недалеко от подъезда под фонарем стоял Григ. Видно, что стоял давно и что стоял бы до утра, если бы было нужно. – Ну, я тогда пошел, – Влад наклонился и поцеловал меня. – Я приду на вокзал провожать тебя. Помни, я счастлив, что встретил тебя в своей жизни.
Прижимая картину к боку, я ждала, пока Григ подойдет ко мне.
– Ты что? – сухо спросила я. – Что– то забыл?
Взгляд Грига перевернул мою душу. Как же я заблуждалась! Всю неделю после нашего разговора он держался так холодно, так отчужденно… Между нами установились вполне корректные, прохладные отношения людей, не испытывающих друг к другу особой симпатии. Ни словом, ни взглядом он не показывал, что мое присутствие вызывает в нем хоть какие-то эмоции. Его равнодушие повергало в уныние, но я почти смирилась и только сейчас поняла, что все это время он притворялся. И как искусно! Маска холодного безразличия спала с его лица.
– Сандра! – выдохнул он. – Я хотел просто еще раз посмотреть на тебя.
Он подхватил картину, и мы молча направились к подъезду.
– Ты не забывай меня, пожалуйста, – у двери теткиной квартиры он привлек меня к себе и поцеловал. Это был такой нежный и такой горький поцелуй. Казалось, что Григ прощался со мной навсегда.
Уплывал прочь перрон, потянулись запыленные заросли акации, закончился пригород Веденска, замелькали беленые домики с аккуратными палисадниками, ветер рвался в открытое окно вагона. Поезд вылетел, вырвался на простор, и море, огромное, блестящее там, где от воды отражались прорвавшиеся сквозь непогоду лучи, и мрачное, когда на солнечный диск наползала серая туча, распахнуло свой неуемный простор. Слезы нахлынули, потекли потоком, и я не пыталась их остановить. Поезд вывернул, оставляя позади море, Грига, Влада и ту, что бродила с ними по тенистым улочкам и любила их.
Два летних месяца в Веденске изменили во мне очень многое. Что ждало меня впереди? Я благодарила судьбу за то, что она все же компенсировала свой недосмотр и что меня ждет новая творческая работа. А еще я знала, что есть на земле розовый город, который замер после моего отъезда, как в сказке о спящей красавице. И проснется, когда я вернусь.
Прошла осень, наступил декабрь. Я много и с интересом работала, несколько раз встречалась с Вартаняном по деловым вопросам. Он был мной доволен! Мама была рада, что все мои дела шли в гору, Гутя стала моей лучшей подругой и без конца мастерила для меня талисманы на успех… Все было хорошо, но почему-то я все больше ощущала, что лишь на время заняла чужое место. А настоящее мое место не здесь… Казалось, что какая-то часть меня все еще живет там, в приморском городке, будто и не уезжала.
Друзья из Веденска звонили очень часто, делились новостями. Экспериментальный участок Влада пока так и остался экспериментом. Порт продолжал работать в прежнем режиме. Владу предложили работу в Гамбурге, и он уехал в Германию на три года. Он писал мне, и его мейлы и письма все так же были полны задушевности. Из театра пришло сообщение «Волшебную флейту» выдвинули на номинацию в конкурсе «Золотая маска», начали разбирать «Фиделио», но немецкий все же хромает… Григ продолжал работать в театре и тоже часто писал мне. Он скучал по мне, а я скучала по нему.
Сегодня двадцать пятое декабря, первое, католическое. Рождество. В Москве, как по заказу, идет снег. Он идет уже три дня, и я, чтобы избежать непредвиденных аварий, поставила свой новенький «ситроен» в гараж. На работу меня отвозит служебная машина. Офис компании украшен сдержанно, в вестибюле стоит большая елка. Помню, как ровно год назад Аркаша и Толяша расхаживали в красных колпаках по крошечному коридору нашей фирмы, каждый с коробкой конфет «Рафаэлло» в одной руке и бутылкой шампанского в другой. Неужели прошел год? На столе в своем кабинете я нашла бандероль, доставленную курьерской службой. Подарок от Влада. Немецкий рождественский кекс, большой плюшевый олень и открытка.
Открыв электронную почту, я увидела письмо Грига. – Сегодня я встретил твою тетю Раю. Она выглядела расстроенной. Я спросил, в чем дело, и вдруг она расплакалась. «Ах, Григ, – сказала она, – мне приснилась наша Санечка. Она была такой грустной, такой бледной. Она блуждала по каким-то пустым комнатам, как в лабиринте, и все время пыталась открыть двери. Но двери были заперты. Тетя тоскует по тебе. А уж как я тоскую, описать невозможно. Помни, что у меня на свете есть только ты одна». Я взглянула на картину, которая так дисгармонировала с хайтековской обстановкой в моем кабинете – корабль с алыми парусами, бегущий по волнам… И приняла решение, которое подспудно долго зрело во мне. Через два часа я сидела в вагоне поезда, отправлявшегося в Веденск. Маму я предупредила по телефону, а Григу отправила эсэмэску: «Буду завтра. Встречай». Ответ был краток: «Люблю и очень жду».
Не верьте, когда говорят, что любовь бывает только одна. У нее множество ликов, и одним из них она повернулась ко мне. Я думала, что для меня важнее всего в жизни карьера, самореализация. А оказалось – любимое дело немыслимо без любимого человека. И если пришла пора выбирать, то я выбираю любовь.
Я смотрела из окна вагона на ровные притихшие заснеженные поля. Снег покрыл дома, здания вокзалов, дороги… Так легко было вывести на нем, как на чистом листе бумаги: – Счет ноль– ноль. Все только начинается».
Бояре, а мы к вам пришли!
«Копейкина дача», бывшая барская усадьба, потом колхозная, а ныне дачный поселок, весной утопает в пышных зарослях пахучей сирени, осенью полыхает пожаром кустов боярышника, золотится кружевом берез и осин. Старые клены неспешно осыпают резные листья, а крупные ягоды рябины всегда привлекают перелетных птиц.
Давным-давно мои родители купили здесь дом-развалюху. Они вложили в него все свои сбережения и таланты, и в результате появился чудесный терем– теремок, который время от времени подновляется, оснащается газо– и водопроводом, отоплением, бытовой техникой, но все равно остается патриархально– сказочным. Когда я возвращаюсь мыслями в беззаботное детство, сразу вспоминается Подмосковье, запах родной дачи, стоящей прямо у старого барского пруда, лодочные прогулки по его спокойной воде, пахнущий дымком чай из самовара в резной беседке в саду. Вечерами, сидя на теплом, разогретом дневным солнцем крыльце, так хорошо наблюдать кроваво– красные закаты, слушать скрип старых кленов. А какое разнотравье здесь бывает летом! Купава, дрема, пастушья сумка, чабрец, подмаренник, медуница – названия, которые давно стали достоянием книг по траволечению. В городе же их днем с огнем не сыщешь!
