Через день в это же время я очнулась на своей койке. В правом боку жгло, во рту было горько, тягучая слюна никак не проглатывалась, хотелось пить. В палату заглянула дежурная сестра:
– Ну как, очнулась наша поэтесса?
Я что-то смутно промычала.
– Ничего, к вечеру будет полегче, сделаем пару укольчиков, и станете как новенькая, – прощебетала сестричка.
На душе было противно. «Зачем, зачем?» – спрашивала я себя в сотый раз и представляла себя, свое обрюзгшее тело, и Игоря Милоша с лапараскопом в руке, с презрением глядящего на мои бока. Промелькнуло ли у него в памяти то памятное лето, пляж, наши короткие осенние встречи, время, когда я была любима? «Любима ли?» От этой мысли я застонала.
– Что, болит? – прервали болтовню мои соседки по палате и сосредоточили свое внимание на мне.
– Да, – с усилием процедила я.
– Может, сестру позвать? – предложил кто-то.
– Нет, – я закрыла глаза и замолчала.
«Ну ладно, если я уже здесь, если мой родной аппендикс неизвестно где, надо делать то, ради чего я валяюсь на этой койке. А именно – писать статью». И я стала придумывать начало. Получалось неплохо. Я стала прислушиваться к разговору соседок. В мешанине из кулинарных рецептов, правил воспитания детей, советов по продлению жизни дубленкам прорывались впечатления от больницы, медперсонала и, конечно, доктора Милоша. Я слушала и запоминала, прямо как легендарный Штирлиц.
В последующие два дня я не видала Игоря, зато стала выползать из палаты и приставать с разговорами к медсестрам и обитателям других палат. Да, Игорь оказался неплохим хозяйственником, кроме того что он был талантливым хирургом. В этом году в отделении был сделан ремонт, закуплена новая мебель, телевизоры, холодильники, медперсонал получал регулярно премии.
Ночами, мучаясь от бессонницы, я устраивалась в коридоре на диванчике под тусклым светом бра и писала в школьной тетрадке статью.
– Почему не спите? – неожиданно раздался над моей головой голос Игоря.
Я вздрогнула и посмотрела на него:
– Бессонница.
– А-а-а, – протянул доктор и повернулся ко мне спиной.
– А чаю не дадите? – нагло спросила я.
– Хм, дам, – не оборачиваясь, пообещал Игорь и пошел дальше.
Я сползла с диванчика и пошлепала вслед за ним в ординаторскую.
– Садись, сейчас найду тебе чашку. – Доктор придвинул стул к столу, заваленному коробками конфет, пачками печенья и вафель. Посреди стола в высокой стеклянной вазочке возвышалось озерцо оранжевого варенья.
– Ничем угостить тебя не могу, – продолжил доктор, наливая кипяток в чашку, в которой болтался пакетик «Липтона». – Тебе после операции надо соблюдать диету.
Я, как зачарованная, смотрела на вазочку с вареньем. В один миг, как перед смертью, в голове пронеслось: лето, медный таз, осы вокруг… Анжела и страстные поцелуи Игоря. Я подняла глаза и всего лишь на мгновение уловила отблеск того вечера в зрачках Игоря. Но он быстро опустил ресницы, и видение пропало.
– Как жизнь? – пригубив чай, смущенно выдавила я.
– Хорошо, – он пожал плечами, – все, как видишь, путем.
– Ну да, зав. отделением, профессор, уважаемый доктор, прекрасный семьянин… – В моем голосе непроизвольно зазвенела ирония.
– А что, этого мало?
Мои попытки поддразнить его не имели никакого успеха.
– И как ты добился всего этого? – Я обвела рукой ординаторскую.
Игорь, не спеша, словно нехотя, пустился в описание интересного больничного эпизода, с него разговор перекинулся на другой, постепенно увлекаясь, он выложил мне историю и о защите докторской, и о борьбе за место зав. отделением и многое-многое другое, что интересовало меня с журналистской точки зрения.
Чай был выпит, часы показывали три ночи, но я прочно сидела на жестком стуле, терпеливо ожидая, когда доктор съедет с профессиональной темы и приблизится к теме личной. Но он и не думал вспоминать былое, бодро болтая о своих медицинских проблемах.
– Зачем ты вообще сюда пришла, а? – надкусывая баранку, вдруг весело спросил он.
Я молчала.
– Ну, а у тебя-то как дела? – словно что-то поняв, вдруг спросил он.
– Все нормально. Вышла замуж, развелась, живу со свекровью, работаю в журнале, короче, аллес-нормалес. – Мне хотелось, чтобы голос звучал бодро.
– Ты счастлива?
– А что такое счастье? Приобретя некий жизненный опыт, могу сказать: счастье – это краткие мгновения эйфории. По моей классификации, счастье – это моменты гармонии с самим собой, с миром, со своими мыслями…
– Угу. – Доктор как-то помрачнел. – Значит, сюда ты попала совершенно случайно?
– Совершенно!
– Несмотря на то что твоя районная поликлиника не имеет никакого отношения к нашей больнице? – продолжал допытываться он.
– Да? – Я сделала невинные глаза.
– Аля, – он впервые назвал меня по имени, – не темни. Зачем ты сюда прикатила? Столько лет прошло…
– На тебя посмотреть захотелось, узнать, как ты… Ведь тогда я поступила… – я подыскивала нужное слово, – негуманно…
– Да уж, – рассмеялся он, – но все забыто. Боже мой, как давно это было! – Он мечтательно улыбнулся. – У меня дочери скоро будет столько же, сколько тебе было тогда, когда мы встретились в Крыму.
Это была злая реплика. Я непроизвольно сжалась, словно после удара в солнечное сплетение.
– Годы идут… Пора спать, надо режим соблюдать, – тоном доктора Айболита добил меня Игорь.
– Слушай, а ты можешь сделать так, чтобы меня завтра выписали?
– Так еще рано!
– Я прошу. Или я тогда сама уйду.
– Ладно, я оставлю все бумаги. Завтра возьмешь у старшей сестры.
– Спасибо. Так я пошла? – Стараясь не морщиться от внезапной боли в боку, я стремительно поднялась со стула.
– Аля, – догнал меня его голос, когда я уже была у двери. – Так ты появилась здесь из-за меня?
– Нет, господин Милош, – гордо выпрямилась я. – Мне заказана статья. И я, так сказать, проводила журналистское расследование. По слухам, вы не жалуете нашу журналистскую братию. Так что пришлось ложиться под ваш нож. Читайте материал в ближайшем номере журнала «Женское здоровье».
Утром я распрощалась с соседками по палате, медсестрами, нянечками. Врач, сменивший Милоша, быстро оформила бумаги, и вскоре я черепашьим шагом двинулась по улице. Сумка больно оттягивала плечо, пока я ловила машину. После кратких препирательств удалось сговориться с водителем серой «Волги», и вскоре я стояла перед родным подъездом. С трудом поднялась по ступенькам до лифта, доехала до своего этажа и только тогда сообразила, что не предупредила старуху о своей выписке.
