– «Эркюль Пуаро?» – И Герман Кириллович заскрипел глянцевой карточкой приглашения.
Светлана сникла – сюрприза не получилось.
– Вы придете? – поинтересовался между тем ее спутник.
– Не знаю, – она была в смятении.
– Я буду очень ждать, – бархатным голосом произнес мужчина, помогая ей выйти из остановившейся у ее подъезда машины.
– Наконец-то! – встретил ее у порога муж.
Светлана застыла в ужасе: «Он все знает!»
Негнущимися пальцами она стала расстегивать плащ:
– Что-то случилось?
– Витька заболел! Температура – тридцать девять, я ему дал лекарства. Сейчас он спит. Наверное, заразился от кого-нибудь в школе…
Не дослушав, Света вошла в комнату к сыну. Там было тихо, горел ночник, тикали часы. Присев на кровать, она глубоко и с облегчением вздохнула. Хорошо, что теперь не надо мучиться, разрываться, решать, идти или нет. Все встало на свои места. Она остается дома, как примерная мать рядом с заболевшим сыном. Приглашение пропадет, конечно, но ничего не поделаешь. Зато душа на месте. Света поправила одеяло на разметавшемся во сне Витьке и пошла на кухню.
– Ты чего так долго? – поинтересовался муж, откусывая от огромного бутерброда. – Работа?
– Ага, – устало выдохнула жена, – пойду спать. – И, еле волоча ноги, направилась в ванную.
Стоя под душем, она ощутила бездонную пустоту, словно кто-то вынул из нее внутренности, оставив только оболочку. Когда взгляд упал на радужно сиявшую под лампой струю воды, она вспомнила все – яркий свет, льющийся на сцену, переливчатые грани хрустальных бокалов, вспышки фотоаппаратов, блеск бриллиантов на дамах… Света сидела на краю ванны, раскачиваясь из стороны в сторону. «Все прошло, ничего уже не будет, – сказал ей внутренний голос. – Не дождется Герман свою „Пиковую даму“»…
Выйдя из ванной, Света взяла свою сумочку и выудила квадратик приглашения. «Действительно на два лица», – напоследок прочитала она и с остервенением разодрала картонку. Чтобы забыться скорее, она проглотила две таблетки снотворного и провалилась в сон.
Все воскресенье Света жила по инерции, машинально делала домашние дела, ставила сыну горчичники, говорила по телефону с матерью и, отрешенная от всего, чужая ко всему, ждала понедельника, чтобы выйти на работу, словно там ее ждало облегчение.
Действительно, привычный круг обязанностей, капризы компьютера, перепалка операционисток и, наконец, шумный приезд на работу шефа помогли ей взбодриться, отогнать от себя тоску.
– Ну, Светлана, ну даешь! – сказал шеф, когда она внесла в его кабинет поднос с кофейником. – Тихоня-тихоней, а с такими «крутыми» по тусовкам гуляешь! Я поражен.
– С какими «крутыми»? – недоуменно спросила Светлана.
– Ты что, прикидываешься или у тебя таких много? – Шеф рассмеялся своей шутке. – С депутатом Госдумы Шавриным Германом Кирилловичем. Кто в «Ленкоме» с ним был, я, что ли? Это же такой «козырной туз»! Предупреждаю, Светлана, – он женат. Да ладно, не смотри так на меня. А чего ты вчера не пришла на открытие клуба? Он все время оглядывался, не тебя ли искал?
Светлана с силой захлопнула за собой обитую пухлой кожей дверь кабинета шефа.
Восьмое марта
Мама без конца твердит, что до выпускных экзаменов осталось два месяца и надо думать об учебе, университете, куда я собираюсь поступить… Но я думаю только о нем, о Михаиле Николаевиче, самом замечательном мужчине на свете.
Еще, кажется, Руссо писал о том, что нет лучше ситуации для возникновения «нежных чувств», чем те, где есть учитель и ученица; пациент и врач. Я убедилась в правильности слов французского классика. Слава богу, я ничем не больна, поэтому врачей в моем ближайшем окружении нет.
Но я влюбилась в своего репетитора по математике. С кем мне поделиться этим чувством? Подруги не поймут, буду хихикать или без конца острить. Родители просто прекратят занятия или найдут мне другого учителя. А это будет равнозначно катастрофе!
Однажды я услышала, как мама в телефонном разговоре со своей подругой назвала его неудачником.
– Кандидат наук, завлаб какого-то НИИ, а остался не у дел. Ходит по урокам, пишет дипломные работы, скатывается все ниже и ниже. Одним словом – неудачник!
Надо заметить, что для моей мамы нет хуже человеческого порока, чем отсутствие удачи.
Ему тридцать пять лет, он женат, у него двое маленьких детей. Но я же не собираюсь отнимать его у семьи. И он даже не догадывается о том, что я влюблена. Моя любовь тихо омывает его, как бескрайнее море – пустынный остров, не принося ни бурь, ни разрушений. Кстати, чтобы заслужить его похвалу или улыбку, я стала очень прилежно заниматься, сидеть над проклятыми задачами до полуночи. Но мой учитель улыбается редко. Зато, когда улыбка появляется у него на губах, в глазах орехового цвета сверкают искры. Как у тигра. Сам он небольшого роста, но все в нем так пропорционально, что он мне напоминает японскую статуэтку нэцке. Как видите, моя тихая влюбленность очень похожа на тихое помешательство – и со стороны не заметно, и самой себе не страшно.
Сегодня у нас очередной урок. Михаил Николаевич долго разоблачается в прихожей, снимая и встряхивая свою видавшую виды куртку «пилот» и шарф, шаркает коричневыми разношенными ботинками по коврику. Почему-то он носит эти коричневые ботинки с серым костюмом. Потом учитель берет свой «дипломат» и направляется в мою комнату. В дверях стою я, с нетерпением ожидая того момента, когда он мне скажет: «Здравствуйте, Тамара» – и улыбнется. Тогда я затаив дыхание смотрю, как искры сверкают в его тигриных глазах.
Конечно, я скромно отвечаю на его приветствие, ведь я девушка воспитанная. И мы садимся заниматься. Михаил Николаевич выуживает из своего огромного дипломата учебник по тригонометрии и маленький блокнот. Больше в дипломате ничего нет. Разве что иногда газета «Из рук в руки». Для меня очень важно и интересно все, что касается моего учителя. Мы начинаем урок, я решаю задачи, слушаю объяснения, а сама непроизвольно изучаю руки учителя – небольшие, немного вялые, с обручальным кольцом на пальце. Блеск кольца отвлекает мое внимание, и я начинаю представлять себе жену Михаила Николаевича, его детей.
Мне чудится, что я превращаюсь в невидимку, залетаю к нему в квартиру: вижу его в окружении семьи, слышу счастливый смех детей, радостное щебетание жены. Иногда я представляю себе, что у меня есть маленький «жучок» – микрофон, который я втыкаю в лацкан его пиджака, и тогда слышу, как Михаил Николаевич проводит свой день…
Фантазируя, я становлюсь невнимательной. Недоуменно сведенные брови учителя приводят меня в чувство. Я возвращаюсь к принципам сечения и охотно рассекаю различные фигуры в пространстве. Время бежит быстро. Маленький будильник у меня на столе равнодушно отмеряет полтора часа, отведенные для урока. Михаил Николаевич поднимается со стула, прячет учебник и блокнот в свой полупустой дипломат и прощается со мной. Это – первое прощание. Я провожаю его до прихожей, где мама вручает ему деньги. Он коротко кивает и небрежно засовывает их в карман своего «пилота». Я все еще в прихожей – жду, когда он скажет лично мне: «До свидания, Тамара», и тигриные искорки снова вспыхнут в его глазах.
