Переговоры идут своим ходом далее. Постепенно приближаемся к предварительному подписанию контракта.
– За два часа успеешь? – с угрозой осведомляется босс.
– А если не успею? – бросаю ему вызов.
Два часа сумасшедшей работы над поправками, таблицами и изменениями сочетаются с продолжением переговоров непосредственно у меня за спиной – то калькуляция оказывается неполной, то текст дополнения к контракту меняется. Ощущение последнего дня Помпеи не покидает меня. И в качестве «приятного» сюрприза принтер решает сегодня отдохнуть.
– Что там у тебя, мы ждем! – нервничает начальник.
– Принтер не работает, – заявляю я.
По его бледнеющему носу понимаю, что́ ему приходит на ум. Когда я только начинала, мой драгоценный босс был страшно доволен тем, что получил наконец секретаря-переводчика, и делал все, что, по его мнению, полагается настоящему крутому руководителю. Я не говорю о бесчисленных чашках кофе и ксерокопий, которые мне приходилось таскать с третьего этажа на первый, я не вспоминаю его кошмарную диктовку и командный тон. Одного я перенести не могла. Всякий раз, когда телефон звонил у него на столе, я должна была вскочить, снять трубку, ответить и только после этого передать ее млеющему от сознания собственной важности Штоссманну.
Однажды в его отсутствие я разобрала трубку, выдрала кое-какие проводочки, и телефон замолчал. Теперь боссу приходилось вскакивать со своего места и бежать к моему аппарату. Я была на седьмом небе. Правда, когда пришел телефонный мастер и что-то сказал шефу, то по обалдевшему виду первого и озадаченному виду второго я поняла, что моя проделка раскрыта.
Шеф не сказал мне ни слова, но с тех пор стал отвечать по телефону сам.
Уж не вспомнилась ли ему эта история сейчас? Я судорожно нажимаю на все кнопки принтера, и умная машина, вздохнув, начинает выбрасывать листки с текстом контракта.
– А где наша печать? – В глазах Штоссманна стоит ужас.
Печати нет. Ее взяли коллеги Боря и Гена на свои собственные переговоры. Так как к отсутствию печати я не причастна, то со спокойной душой наблюдаю, как босс носится и рвет на себе волосы. Обнаружив дубликат печати, он старательно ставит оттиски на контракте.
ВСЕ, закончили!
В переговорной царят оживление и смех. С улыбкой именинника шеф расхаживает с бутылкой виски, подливая каждому щедрой рукой.
И вот мы прощаемся друг с другом, и гости теребят пакеты с сувенирами фирмы, смущенно перемигиваясь.
Когда все наконец разъезжаются, я перебираюсь с кипой бумаг к своему столу. В понедельник начнется будничная жизнь – переводы, письма, звонки, занудство шефа.
Зачем я только откликнулась на объявление: «Требуется квалифицированный секретарь-переводчик, способный работать в цейтноте»?
Сила коллектива
Когда сегодня, дыша как паровоз, я ворвалась в свою рабочую комнату, белеющий на столе листочек бумаги ухудшил мое и без того мерзкое настроение.
Дело в том, что я уже знала, что бисерным почерком наш начальник вывел на нем формулу, приводящую в бешенство всех моих коллег: «Я был здесь в 9.02 или 03 или 01», в зависимости от того, кто и на сколько минут опаздывал к началу рабочего дня. Характерно, что несколько раз в качестве контрмеры предлагалось оставлять у него на столе записки: «Ушли с работы в 21.10 или в 22.00», но почему-то до конкретных действий так и не дошло.
Дотошный педант с манией величия – вот каким был наш шеф. Проработав полгода на этой фирме, я многое научилась воспринимать бесстрастно, но эта дотошность выводит меня из себя до сих пор! Плюхнувшись за стол, я остервенело разодрала записку в клочки, вымещая на ней свою жуткую злость.
С утра все не заладилось. Выйдя из дома, я обнаружила, что поехала петля на колготках, пришлось возвращаться. Дома же я установила, что черные колготки закончились, а светлые к моему костюму не подходят. Пришлось переодевать и колготки и костюм. Конечно, я опоздала на свой автобус, следующий пришел через двадцать минут. И вот после такого мне еще подкидывают на стол разные пакостные записки!
Телефон не смолкал ни на минуту. Все просили соединить с многоуважаемым господином Штоссманном. Я переводила звонки на его номер и только принималась выуживать бумаги и ручки из своего стола, как телефон трезвонил снова.
Звонок по внутренней связи. На проводе шеф.
– Доброе утро, – вопит он в трубку, – запишите телефон и постарайтесь дозвониться!
«Чем писать!», все ручки в столе. Чертыхаясь про себя, я судорожно пытаюсь удержать в памяти номер. Очередной бзик нашего начальника – стол после окончания рабочего дня должен оставляться стерильным. Поэтому все запихивают свои канцтовары, включая ручки, скрепки и точилки вечером в ящики стола, понося Штоссманна на чем свет стоит.
Из кабинета начальника появляется распаренный Боря. Уши у него такие красные, что у меня рождается подозрение, что шеф стал грешить рукоприкладством. У Бори дрожат губы, но, закрывая дверь, он почтительно говорит:
– Да, господин Штоссманн. Конечно, господин Штоссманн.
«Утренняя баня» – вот как это называется. Я мысленно благодарю высшие силы за то, что опоздала, иначе под горячую руку начальника попалась бы я. Шеф нуждается в утренней разборке – это дает ему энергетический заряд на весь день. Любой из сотрудников, попавший с самого утра в его кабинет, подвергается издевкам, критике и абсолютно не имеет возможности изложить свой взгляд на тот или иной предмет.
На переговорах он – душа компании и светский лев. Штоссманн ослепительно улыбается, делает комплименты, долго трясет всем руку, заглядывая в глаза. Начальник немного говорит по-русски, но весь его скудный запас русских слов полностью используется в ситуации обольщения заказчика.
Я заметила, что наши клиенты, как кролики, никуда не могут деться от пронзительных глаз и вкрадчивого голоса шефа. Он обволакивает, увещевает, шутит и обещает золотые горы. Я послушно перевожу его речи, замечая при этом, что сама начинаю говорить льстивым, мягким голоском, словно озвучиваю сказку про семерых козлят.
Особенно неотразим Штоссманн в разговоре с дамами. Они тают, называют за глаза милашкой и дают ему все, что он попросит. Мужчины держатся дольше. Но они также весело смеются любому анекдоту, рассказанному Штоссманном. Даже если переговоры заходят в тупик и мы не можем прийти к согласию, клиент все равно вспоминает добрым словом нашу фирму и господина Штоссманна. Я считаю, что Штоссманн учился гипнозу. Другие сотрудники нашей фирмы разделяют мою точку зрения: «Если Штоссманн захочет, он добьется своего».
Сегодня, «помыв» Борю, он выпархивает из своего кабинета и, сообщив: «Я у директора», – бросается вниз по лестнице так стремительно, что фалды его пиджака разлетаются как ласточкин хвост.
Это – еще одна черта шефа – быть приятным своему начальству. О, как он преображается, когда перед ним вышестоящий господин! Нет громовержца Штоссманна, нет обольстителя господина Штоссманна, есть готовый на все подчиненный! И начальство верит в его искренность и благоволит к нему более, чем к другим начальникам отделов нашей фирмы.
