Он утешил ее:
— Нет, это выходит само собой.
— Тогда знайте, вчера вы были пьяны в стельку и…
Аронов ее перебил:
— Простите, я пьян был в вашем номере?
Денисия растерялась:
— Нет, с чего вы взяли? Конечно, в своем.
Он удовлетворенно кивнул:
— Продолжайте, я, кажется, вас перебил.
— Спасибо, вы очень любезны, — рассердилась Денисия. —
Только не надо прикидываться святым.
И не пытайтесь на меня бросить тень!
— Хотите сказать, на вашу репутацию?
— Вы на что намекаете? — взвизгнула она. — Прекратите свои
штучки! Между нами ничего не было!
— Я не говорил, что было.
— Зато намекали. Думаете, я не знаю, куда вы хотели сейчас
повернуть?
Аронов философски заметил:
— Почему-то мне вспомнилась сейчас хорошая пословица: «На
воре шапка горит». С чего бы это? Вы не знаете?
Денисия поняла: "Да он нарочно выводит меня, а я, как
последняя дура, распаляюсь, ему подыгрываю.
Ну так нет же".
Она успокоилась и язвительно поинтересовалась:
— К чему вы помянули про вора? Уж не намекаете ли вы на то,
что этой ночью я в номер ваш хитростью пробралась и девственность вашу украла?
Коли так, то вы ко мне несправедливы. Этой ночью я спасла вашу честь.
— Каким это образом? — опешил Аронов, мысленно отмечая:
«Счет сравнялся: один — один».
Денисия насмешливо пояснила:
— Вы безобразно напились и были абсолютно беспомощны: на
ногах не стояли, языком не ворочали.
Учитывая вашу неотразимую внешность, могу сказать: вы просто
находка для педика. Их в Париже полно.
Не окажись здесь случайно я, вы могли бы утратить и деньги, и
честь.
«Черт, она меня сделала, — мысленно отметил Аронов. — Счет в
ее пользу: два — один. Но не будем сдаваться, зайдем на ничью».
— Да хватит вам оправдываться, — с демонстративным
безразличием отмахнулся он. — Я вас давно простил. Пойдемте лучше пить кофе.
Кстати, и завтрак в номер уже принесли.
Денисия заглянула в комнату, где на полу провел ночь Аронов.
На столе действительно на подносе дымился кофе, а под стеклянными колпаками
стояли тарелки с едой.
— Нет, спасибо, я вами по горло сыта, — ответила Денисия,
собираясь уйти.
Аронов дурачливо взмолился:
— Простите, если обидел вас. Каюсь, я свинья.
Что плохого, если мы, соотечественники, вместе позавтракаем
в захолустном Париже, раз уж нас нелегкая сюда занесла? Здесь страшная
скукотища, только вами, барышня, и спасаюсь. Не уходите, пожалуйста. — Он хитро
посмотрел на нее и спросил:
— Или вы боитесь остаться с мужчиной наедине? Так знайте, я
не насильник.
— Уже знаю, — невозмутимо ответила Денисия.
Он притворно удивился:
— Откуда?
— Вчера вы весь вечер твердили об этом. — Она расхохоталась.
— Учитывая ваше жалкое состояние, это выглядело самонадеянно и, простите,
смешно.
«Черт! Счет опять не в мою пользу, — мысленно рассердился
Аронов. — Пора прекращать это безнадежное дело. С ней опасно пикироваться, есть
риск улечься на обе лопатки».
Он поднял обе руки и воскликнул:
— Я предлагаю мир.
— Хорошо, — согласилась Денисия. — Но как вам верить? Нечто
подобное вы уже предлагали.
Аронов виновато пожал плечами, а она, пытливо взглянув на
него, спросила:
— Вы действительно больше не будете на меня нападать?
Он вытянулся в струну, рапортуя:
— Клянусь всем, что мне дорого!
— А что вам дорого?
— Мама, работа и вы!
Денисия рассердилась:
— А он опять за свое! Ну тогда я пошла!
Аронов проворно схватил ее за руку и, вмиг посерьезнев,
сказал:
— Но это правда. Или, по-вашему, мне нужно было солгать?
Она смутилась:
— Не знаю, но больше мне этого не говорите.
— Тогда вы останетесь?
— Тогда я останусь.
— Хорошо, — согласился он, — «этого» больше я вам не скажу.
Присядем? Кофе, боюсь, остыл.
Денисия кивнула:
— И присядем, и, раз уж я здесь, а вы трезвы, поговорим о
деле.
Аронов с укором заметил:
— Обращаю ваше внимание, на этот раз первая начали вы.
— Что — начала?
— Мне шпильки вставлять, — присаживаясь к столу, пояснил он
и спросил:
— Вот какая была необходимость нетрезвость мою поминать?
— Никакой, — согласилась Денисия, тоже присев к столу. —
Простите меня и давайте поскорей перейдем к делу. Помнится, вчера вы хотели мне
что-то сказать.
— Да, хотел, но куда вы спешите? — небрежно бросил он,
тщательно намазывая на кусочек хлеба паштет из гусиной печенки.
— А вы полагаете, я прилетела в Париж позавтракать с вами, —
язвительно парировала Денисия, мысленно ужасаясь тому, как этот баловень судьбы
нежно и трепетно себя обожает.
"Вон с какой любовью готовит себе бутерброд, — подумала
она, — с какой лаской паштет намазывает.
Разве может такой кого-то, кроме себя, любить? Нет, не
может", — решила она.
Аронов нанес последний мазок и.., протянул бутерброд
Денисии.
— Это мне? — растерялась она.
— Вам. Я терпеть не могу гусиной печенки, зато вы паштет из
нее обожаете.
— Откуда вы знаете? — удивилась Денисия.
Она ожидала ответа, но Аронов неожиданно рассердился и с
неприязнью сказал:
— Я вам уже признавался в любви. Сколько можно? Теперь
давайте наконец перейдем к нашему общему делу. Ведь нас связывает только оно.
— Давайте, — растерялась Денисия, и он деловито продолжил:
— Докладываю вам, если вы еще сути разведанного не забыли.
Что у нас есть? Есть некий «Модекс», который связан с «Трансконтрактом». Что
известно нам про этот «Контракт»?
