— Я в Париже.
— Что ты там делаешь? — удивился Александр.
— У меня неприятности, я пытаюсь их разрешить, — пояснила
она и тут же об этом пожалела.
— А я для чего, по-твоему? — спросил он и начал ее ругать.
Припомнил все то, за что раньше хвалил. И слишком
самостоятельная она, и слишком умная, и лезет туда, куда женщине не положено, и
от него слишком многое скрывает…
Денисия тоже вспылила. В общем, они поругались.
Первым опомнился Александр.
— Что это мы с тобой творим? — спросил он.
Денисия испугалась:
— Неужели скандалим?
— Похоже на то.
— Ой, прости!
— Это я виноват. Понимаешь, беда у меня. Друзья один за
другим гибнут. На самом верху предательство, а узнать и дотянуться я не могу,
вот и психую.
Если можешь, забудь все, что по горячке вывалил.
— Уже забыла, — успокоила его Денисия и сообщила:
— Саша, я тут дневник прочитала, ну помнишь, ты дал… А тут
случайно узнала, что мать бандита, Малика Нахчоева, работает в Комитете
солдатских вдов. И еще у Эльдара Валева. Как такое возможно? Почему ее не посадят?
Гусаров крякнул:
— А за что ее сажать? Нахчоев уже взрослый, мать не отвечает
за взрослого сына.
— Но она же работает в благотворительных организациях, сразу
в нескольких!
— И оттуда ее невозможно убрать. Это общественные
организации, а Комитет вообще коллегиальный орган. Ей там доверяют очень
уважаемые люди.
Знаешь, Зойка, мне не хотелось бы, чтобы ты лезла туда, —
слегка раздраженно сказал Гусаров.
Денисия поняла, что вот-вот он опять разозлится, но все же
спросила:
— Но ведь всем известно, что в этом Комитете нечисто, так
почему не трясут его? Почему органы им не занимаются?
— Занимаются и много против него накопали, но все не так
убедительно, как хотелось бы. Понимаешь, в этом Комитете, как ни странно, полно
и бандитских вдов. И Валев, выходит, авторитетом своим их надежно прикрывает, а
он дружит с Добрыниной, а та президент Конгресса российских правозащитников.
К тому же Комитет солдатских вдов широко известен и почитаем
во всем мире, поэтому и боятся его ворошить. Тронь это гнездо, и такая вонь
пойдет по всему земному шару, что и в Антарктиде придется нос зажимать. А что
касается Малики, как раз ее я знаю.
Она действительно хорошая, честная женщина. За своих
соотечественников беспокоится, помогает всем, кому может. Она сама переживает,
что сын у нее бандит. Послушай, — вдруг рассердился Гусаров. — Мы что, теперь о
политике будем с тобой говорить? Когда ты из Парижа вернешься?
— Скоро.
— Хорошо, я еще позвоню, — буркнул он, и в трубке раздались
гудки.
После разговора с Александром остался неприятный осадок.
Ссора сама по себе расстроила, но, и это хуже всего, Денисия поняла, что между
ними существует противоречие, и еще неизвестно, преодолимо ли оно.
«Гусаров-то у меня домостроевец, — прозрела она. — В его
понимании удел женщины — дети, кухня, церковь. Я бы сюда добавила еще и
постель. С остальным, Сашка явно мне дал понять, он и сам справится. Грустно».
Денисия решила, что с этим она разберется потом, и вернулась
к дневнику чеченской девочки. На этот раз она с особым вниманием перечитала то
место, в котором описывался ее поход в Комитет. Что там услышала девочка? С кем
разговаривал там Нахчоев?
Что-то в прошлый раз ее зацепило, но что именно, Денисия не
поняла. Вот оно, это место.
Девочка подкралась к двери и услышала два мужских голоса,
один из которых принадлежал Нахчоеву.
Говорили по-русски, лиц она не видела, но зато хорошо
слышала голоса. Речь шла о деньгах.
Денисия отложила дневник и задумалась. Все это она читала и
в прошлый раз, более бегло, но и теперь ничего полезного она там не нашла.
Говорил Нахчоев с неизвестным, у которого голос был низкий и хрипловатый, но
сквозь него пробивался вроде бы высокий. Речь шла о деньгах…
И тут Денисию осенило: «Да это же был Карлуша! Ну да,
девочка точно определила то, что сама она чувствовала, но передать не могла.
Именно этот голос, хрипловатый басовитый тенорок».
Денисия попыталась припомнить голос Валева и не смогла.
«Что толку, — подумала она, — когда человек злится, голос
сильно меняется, а Карлуша злился. К тому же Валева я ни разу живьем не
слышала, только по телевизору. Что делать?»
Голова пошла кругом.
И тут в памяти всплыла фраза Аронова: «И делается все это
под крылом у Добрыниной. Мария Владимировна, высокая душа, вдов в обиду не
дает, всячески им помогает, а кое-кто из этой организации ее добрым именем
пользуется во благо бандитам».
— Все, терпение мое лопнуло! Пора отправляться к Добрыниной!
— решила Денисия, бросаясь к телефону и набирая номер, данный Ларисой.
— Скажите, пожалуйста, Добрынина из Австрии когда приезжает?
— Добрынина уже в Париже, — услышала она в ответ и решила:
«Сейчас же к ней!»
Денисия торопливо сунула в сумку папку с документами и
дневник, собираясь мчаться в офис Конгресса, но тут раздался стук в дверь. Она
затаилась, подумав: «Открывать не буду, это Аронов».
Стук повторился, за ним последовал окрик:
— Эй! Есть кто живой?
«Точно он, — рассердилась Денисия и озабоченно глянула на
часы, — черт, как не вовремя».
Она поняла, что так просто он не уйдет, а время летело
неумолимо. Словно учуяв ее колебания, Аронов предупредил:
— Я знаю, вы там, вы из номера не выходили, поэтому буду под
дверью стоять, пока не откроете.
Пришлось открывать.
— Проходите, — сердито сказала она, — но знайте, я очень
спешу.
— Куда? — удивленно спросил он.
— Я не обязана перед вами отчитываться. Впрочем, скажу:
похоже, вот-вот произойдет знаменательное событие, но при условии, что я
поспешу.
Аронов усмехнулся:
— Может, в вашей жизни как раз тогда произошло
знаменательное событие, когда вы меня встретили.
Денисия фыркнула:
— Не понимаю, о каком событии идет речь.
— О том самом, которого так жаждут все юные девы.
— И чего же все они жаждут? — скептически поинтересовалась
Денисия.
