— Ах вот как, тогда прощайте, — Денисия развернулась и
направилась к двери.
— Стойте! — крикнула Добрынина и мягко, даже ласково
добавила:
— Вернитесь, поговорим.
Денисия вернулась, уселась на прежнее место и, чувствуя себя
хозяином положения, сказала:
— Я предлагаю вам добровольно сдаться в руки
правоохранительных органов.
Добрынина уронила голову на стол и заплакала.
— Да, да, — приговаривала она, — я и сама собиралась. Я в
отчаянии, я запуталась, меня затянули, я больше так не могу.
— Так сдайтесь, прямо сейчас.
Добрынина подняла голову, умоляюще взглянула на Денисию и
призналась:
— Сдаваться мне нет резона. Меня все равно убьют. Я слишком
много знаю, слишком высоко наверх тянется ниточка.
Она тряхнула коротко стриженными волосами и вдруг спросила:
— Хотите, я прямо сейчас, на ваших глазах застрелюсь? У меня
есть пистолет.
Денисия испугалась:
— Нет, не надо, зачем?
— Но то, чего вы от меня хотите, я не могу сделать, —
задумчиво сказала она и тут же сама себе возразила:
— Впрочем, можно попробовать. Только одной мне не решиться.
Давайте сейчас вместе напишем признательные показания, а потом вызовем сюда
полицию и будем считать, что таким образом я хоть частично исчерпала свою вину
перед вами.
Денисия ожидала чего угодно, но только не такого, странного
на ее взгляд, предложения.
— Давайте, — согласилась она и подумала: «Может, и в самом
деле не такой уж она зверь. Может, и в самом деле ее принудили».
— Тогда, надеюсь, вы не будете возражать, если я отпущу свою
секретаршу? — спросила Добрынина и, не дожидаясь ответа, покинула кабинет.
Ее не было довольно долго. Сначала Денисия подумала: «Ну и
дела», — а потом заволновалась: «Не сбежит ли?»
Но Добрынина не сбежала. Она вернулась и, поддергивая на
себе пиджак, деловито сказала:
— Ну вот, теперь нам не помешает никто. Мы одни. Надеюсь, вы
не будете возражать, если я дверь на ключ закрою?
И снова, не дожидаясь ответа, она быстро закрыла дверь на
ключ и, бодро воскликнув: «Полный порядок», — уселась в свое кресло.
Денисия начала испытывать некоторое беспокойство, которое у
нее значительно усилилось бы, узнай она, что Добрынина только что объявила
короткий день в своем офисе и приказала референту отпустить всех сотрудников.
Но Денисия об этом не подозревала, а Добрынина так мило себя
вела, что вскоре и беспокойство исчезло.
Они долго беседовали. Говорила в основном Добрынина. Она
рассказывала о своем детстве, о юности, о том, как мечтала жить для благих дел.
Ее любимым литературным героем был горьковский Данко, вырвавший горящее сердце
из своей груди, чтобы осветить путь людям.
— Вижу, здесь вы на меня похожи, разумеется, на ту, прежнюю,
— сказала она, польстив Денисии. — Теперь я сама удивляюсь, как со мной это все
случилось? Это какое-то наваждение, какой-то туман, словно человека незаметно
берут в оборот духи тьмы. Эти духи нам ставят капканы, а мы, даже полные благих
намерений, попадаем в них и уж потом вынуждены, забыв о боге, подчиняться
только силам зла. Как это происходит, поначалу не замечаешь. Перед тобой стоит
великая цель, и ты полон решимости к ней идти, не сворачивая. Если понадобится
ложь, ты думаешь: «Ложь такая маленькая, а цель такая великая, почему бы и
нет?» Но одна маленькая ложь порождает сотню других, уже более крупных. За
ложью идут трусость и подлость, а уж они ведут за собой настоящее зло:
преступление. И однажды человек вдруг очнется и поймет, что работает он уже
только на бесов, и сбросит с плеч духов тьмы, да поздно: глянет на себя, а руки
по локоть в крови. И чтобы выжить, надо лить новую. И новую, и новую кровь, —
задумчиво сказала Добрынина.
На глаза ее навернулись слезы.
Денисия вдруг осознала, что она ее понимает, очень хорошо
понимает. Все ее неприятности начались именно с обмана. Что может быть выше
любви?
Денисия решила, что ради любви можно немного схитрить. И
схитрила, не подумав, а вышла настоящая подлость. Убили сестру, а она карнавал
с переодеваниями затеяла. Сподличала и сразу получила отдачу. Ведь если бы она,
увидев убитую Зою, переодеваться не стала, то и сестры сейчас были б живы, и
сама она от Карлуши не пряталась бы. Добрынина когда их всех решила убить?
Когда узнала, что на даче лежит Денисия, а не Зоя.
Следовательно, выходит, это сама Денисия погубила своих
сестер, а ради чего? Жениха у мертвой сестры увести захотела. А сколько
нехороших поступков сделала она потом, когда разыскивала Карлушу.
И проникала без разрешения в архив к Пыжику, и за ним
шпионила, и, вообще, живет под чужим именем, и, считай, без визы оказалась в
Париже. Виза-то открыта на Гюльджагеру, а ее, Денисию, может, и не захотели бы
во Францию пускать. А это, пожалуй, уже преступление. И все ради благого дела.
Так может ли она быть судьей этой заблудшей души?
Нет, не может.
«Нужно отдать ее в руки господу, — подумала Денисия. — Как
господь распорядится, так и правильно будет».
Нельзя сказать, чтобы она окончательно простила Добрынину.
Этого сделать она не могла, слишком свежа была рана, еще и травой не заросли
могилы сестер. Но она была благодарна этой злодейке за то, что та научила ее
быть честным человеком в начале ее жизненного пути. Она фактически ей сказала: хочешь
нести добро людям, будь сильной, будь выше человеческих слабостей. Боишься
аскезы такой, не хочешь от человеческих слабостей отказываться, тогда живи, как
все, и не высовывайся со своими идеями. Иначе будет от тебя людям сплошное зло.
Осознав это, Денисия, сидя за столом Добрыниной и глядя этой
злодейке в глаза, поклялась себе страшной клятвой никогда никому не лгать. Даже
если ложь эта будет микроскопической, просто молекулка, даже атомчик, в
сравнении с тем, ради чего эта ложь понадобилась.
Добрынина, заметив в Денисии внутреннюю работу и угадав ее,
сказала:
— Знала бы ты, девочка, как хочется мне застрелиться, но
стреляться надо было тогда, когда я впервые солгала себе и людям.
И после этой фразы Денисия окончательно поверила в ее
раскаяние и спросила:
— Так, может, не надо ничего писать? Если вы поняли все, то
больше не будете делать плохих дел, Добрынина горько усмехнулась:
— Уже все наоборот: это не я делаю плохие дела, это они меня
делают, и остановить этот процесс никак нельзя. Путь к вершине Олимпа — это
череда преступлений. И обратной дороги нет. С Олимпа не спускаются, оттуда
слетают. А мне теперь путь один: на тот свет.
