— Ха! Красные — это круто! К нам в Читу буряты со своими понятиями не сунутся.
— Штанов с лампасами испугаются?
— То есть вообще-то они неплохие. Если ты им понравишься, то лучше у тебя и друга-то не будет. Просто понравиться им невозможно.
Иногда снаружи мелькали священные камни местных буддистов… а может, не буддистов. Они были обнесены оградками, а к оградкам привязаны пестрые ленточки. Выглядело это так, будто в этом году камням предстояло идти в первый класс и родители повязали им бантики.
Только один раз за окном возникло и исчезло что-то действительно древнее… азиатское… руины чего-то такого, куда стоит возить туристов.
Я спросил у Геннадия, храм каких именно богов мы только что проехали, а он объяснил, что это не храм, это китайцы пару лет назад начали строить здесь придорожный ресторанчик, но разорились и не достроили.
4
После обеда мы въехали в деревянный городок с пыльной центральной площадью, баром под вывеской «Шофёр» и названием, не способным застрять у меня в памяти.
Геннадий посмотрел мне в лицо и сообщил, что больших городов до Иркутска больше не будет, так что отсюда необходимо взять попутчика, иначе денег, которые я ему плачу, не хватит даже на бензин.
Я сказал, что мне все равно. Мы выбрались из машины. Одновременно потянулись.
Вокруг ходили жители Азии. Это не были рахитичные вьетнамцы. Это были громадные, выше русских, широкоплечие, вспоенные кумысом мужики с крепкими и кривыми ногами. Гортанные и горбоносые кочевники.
Попутчика мы ждали долго. Гена ходил к автобусной станции, выкрикивал: «Иркутск! Едем в Иркутск!», но желающих поехать в его автомобиле не было.
Рядом с местом, где я стоял, пожилая проститутка с серьезным лицом и могучими руками очаровывала бурята в очках:
— Мне много денег не надо. Мне только чтобы на брюки новые хватило. А то старые порвались, видишь?
— О-о!
— И уж за эти деньги ты полюби меня как следует. Как следует, понимаешь?
— О-о…
У проститутки была крашеная шерстка на черепе. День заканчивался.
Оказаться в незнакомом Иркутске ночью, опять пытаться сообразить: идти в гостиницу, на которую, я и так знал, у меня нет денег, или пытаться найти в спящем городке бабушек, пускающих переночевать лысых приезжих… меня не устраивал такой вариант. Я несколько раз подходил к водителю, говорил, что пора. Потом я даже наорал на него.
— Ладно. Не кричи. Не хочешь ждать — не надо. Сколько сейчас времени?
— Понятия не имею, сколько у вас здесь времени!
— У тебя ж часы!
— На них московское время.
— Хорошо. Давай так: перекусим и, если попутчиков не будет, сразу поедем. Идет?
— Идет.
— В позную пойдешь?
— Это место, где принимают позы?
— Это место, где едят позы. Вроде пельменей. Вкусно.
У входа в позную висела музыка ветра… Такая, знаете, металлическая брякалка. На конце длинного шнура болталась металлическая жаба, которая билась о полые трубочки.
Нам принесли позы: здоровенные пельмени с рубленым мясом и травками внутри. Они были холодные. Я был голоден, но все равно не стал их есть. Еще подали соленый чай с концентрированным молоком.
За столиком рядом с нами сидели молодой бурят (якут? казах? тывинец?… Господи, где именно я сегодня нахожусь?) и русская девушка. Оба были пьяны. Девушка орала парню в лицо какие-то непонятные посторонним упреки, а парень дремал. Потом девушка пошла в туалет и исчезла.
Все до единого посетители позной пили «Балтику-девять». Ядерное пойло со вкусом хлеба и крепостью портвейна.
По слухам, в этих краях напиток фальсифицировали, как в моем городе фальсифицируют водку. Умельцы разбавляли пивное сусло техническим спиртом и клеили на коктейль этикетки, изготовленные на цветном ксероксе. Уверяли, что бизнес прибыльнее, чем мыть золото в тайге.
Любовь сибиряков к алкоголю понятна. Им предстояло прожить жизнь в месте, не приспособленном для жизни. Как именно нужно жить, сибирякам никто не объяснил… единственная внятная инструкция читалась на этикетке пива «Балтика»
В кафе вошла симпатичная бурятка. В очках, с чистыми волосами и дорогой сумочкой. Для азиатки у нее был довольно большой бюст.
Геннадий сказал, что пили у них в Сибири всегда. Чего еще делать, если не пить? А кроме алкоголя, они еще иногда едят черняшку, но вообще-то черняшка — это развлечение для подростков.
— Что такое черняшка?
— Короче, мак надрезаешь: появляется такая черная пердула… не знаю, как сказать… у нас ее собирают и едят. Говорят, это полезно.
— Развлечение для подростков? Гена, ты псих? Это же опий. Черная смерть.
— Да какая смерть?! Я тебе говорю: черняшка. У меня отец ее сеял и ел. Всю жизнь здоровый был, а потом умер. Ему эту хрень доктор прописывал.
Бурятка в очках купила две бутылки «Балтики», прямо у стойки выпила одну, поискала глазами свободный столик, села напротив дремлющего парня, сделала большой глоток из второй, достала из сумочки книжку, открыла ее, и в этот момент из туалета вернулась подружка.
— Овца ты конченая! Ты к нему лезешь? Она к тебе лезет?
Музыка ветра продолжала печально звенеть. Не уверен, что кроме меня кто-нибудь слышал этот звук. Бурятка сказала: «Извините», встала, забрала бутылку и пересела за соседний столик.
— Ты — овца конченая!
Девица была настолько пьяна, что, пытаясь нависнуть над собеседницей, чуть не свалилась.
— Почему ты лезешь к чужим парням, конченая овца?
— Я уже извинилась.
— Да ну? Слышь, красота! Спаси мир!
Бурятка допила второе пиво, положила книжку на стол, встала и с разворота ударила девицу кулаком в нос. Кулак у азиатской барышни был немного крупнее моего. Собеседница грохнулась на пол. Бурятка несколько раз ударила девицу каблуком в затылок.
Дремавший бойфренд тут же очнулся и, сшибая столы, бросился на обидчицу. Та попыталась выбежать на улицу, но он оказался быстрее, схватил ее за вымытые дорогим шампунем волосы и начал бить лицом в стену. Бурятка орала и выворачивалась, но парень был сильнее.
Очки у девушки разбились, оправа погнулась, по скуластому лицу текла кровь. Из окошка в стене, за которым начиналась кухня, выскочили сразу несколько круглоголовых бурятов. Парня повалили на пол, обрушили ему на голову деревянную скамейку… скоро дракой были охвачены все посетители кафе.
Мой водитель Геннадий тоже порывался принять участие, но я попросил его уйти. Когда мы выходили из кафе, музыка ветра продолжала печально брякать.
5
