Чтобы до слушателей дошло, потребовалась почти минута. Потом партийцы захихикали.
– Однако олигархи не всегда доверяют задачу запудривания мозгов журналистам. Некоторые не прочь выступить по ящику сами. Это так называемые «вершители судеб народных»: депутаты, банкиры, политологи. Таких деятелей мы предполагаем объединить в особую структуру – «Союз Судьбоносцев». Сокращенно «СОСУ». Это будет что-то вроде актива нашей Лиги. Им мы будем вручать значок с надписью «Член ЛИЖУ и СОСУ».
Сидевший рядом с Даниилом смутно знакомый паренек в ободранной куртке из кожзаменителя прекратил грызть ногти и попытался захлопать. Даниил давно забыл, как звали паренька. Но помнил, что тот рассказывал, как, пытаясь закосить армию, целых двенадцать лет пролежал в психушке.
Потом Даниил сказал, что здесь жарко, и они выбрались в коридор. Сели на диванчик. Закурили.
Вокруг висели плакаты и объявления. «Заплати налоги и умри спокойно, мерзкое насекомое!», «Убей мента» (ниже мелкими буковками – «в себе»), «Сбросимся на киллера для мировой буржуазии!»
На большом листе ватмана было написано:
«Товарищи студенты! Вам не платят стипендию? Вы не получаете деньги на проезд в транспорте? В этом виноват ректор университета Владимир Константинович Щербаков, который недавно отстроил себе загородный коттедж и купил новую иностранную машину для своей дочери, Светланы Щербаковой.
Позвоните ему, поинтересуйтесь, сколько все это стоило и где он взял деньги. Его домашний телефон 246-14-48. Звонить лучше с 2 до 3 ночи. Вместе победим!»
Даниил спросил у Гребня, какие планы. Чем вообще тот думает заняться?
– Чем угодно и чем угоднее.
– Дай угадаю: мы напьемся, да?
– Почему напьемся? Пошли куда-нибудь музычку послушаем... пива выпьем...
– Опять?
– У тебя другие предложения?
– Да нет.
Они помолчали. В зале громко смеялись над следующим, тоже очень веселым докладом.
– Какое сегодня число?
– Двадцать седьмое.
– Через два дня?
– Через два дня.
Гребень вытащил новую сигарету.
– Страшно?
– Еще как! Можно подумать, тебе не страшно! Умничай не умничай, а, бывает, проснешься ночью... и думаешь: какого хрена?.. как бы, рано мне, молодому и красивому, умирать.
– Да-а-а...
Они снова помолчали.
– Кстати, Писатель. Давно хотел с тобой поговорить. У меня к тебе, Писатель, есть мужской разговор.
– Мужской? Ну давай.
– Ты ничего странного в Лорке в последнее время не замечал?
– Странного? Вроде нет. А что?
– Да ничего... Просто... Как сказать-то? Пока вас не было, она все время про тебя спрашивала.
– У кого?
– Что – «у кого»?
– У кого спрашивала?
– У меня конечно, у кого ей, кроме меня, спрашивать?
– А чего она спрашивала?
– Да вроде ничего особенного... Просто спрашивала...
– Не понимаю.
– Ну, спрашивала, и все. Когда, говорит, Писатель наш, интересно, приедет? Я ей: «Завтра приедет». А она снова: «Эх, мол, скорей бы Писатель приехал...»
Даниил внимательно посмотрел на Гребня:
– Издеваешься?
– Почему? Нет, не издеваюсь.
Даниил еще раз подумал и снова посмотрел на Гребня:
– Ты это, вообще, к чему?
– Я, как бы, думаю, что нравишься ты ей, Писатель.
– То есть?
– Не понимаешь?
– Не понимаю.
– Ну как объяснить? Вот раньше я ей говорил: «Давай, как бы, Лорка, делать секс! Орально!» А она мне: «Виртуально! Хитрый ты, Гребень!» В общем, по-разному у нас получалось... А последнее, как бы, время я ей иногда говорю: «Давай, Лорка, делать оральный секс!» А она говорит: «А, давай!» Понимаешь? Нет? Короче, странное с ней чего-то творится.
– Это и есть твой «мужской разговор»?
– Это, как бы, и есть мой мужской разговор.
– Что я должен ответить?
Гребень пожал плечами. Они достали еще по сигарете. Потом Даниил сказал:
– Знаешь что? Культурную программу на сегодня мы выполнили. Партийный долг тоже. Может, действительно пива? Прямо сейчас, а? Я тут на Шпалерной знаю миленький джаз-клубик. Там бы и поболтали...
– Что сегодня за программа?
– Заодно и выясним. Ты любишь свинг? Лично я терпеть не могу свинг! Но пиво там точно есть. Холодное и недорогое.
– Холодное?! Недорогое?! Ты доведешь меня до обморока!
Они с кряхтеньем выковырялись из дивана и зашагали по направлению к двери.
Ночь на 28 сентября
– Лора, ты боишься послезавтра?
– Нет.
– Совсем-совсем нет?
– Сейчас же не послезавтра.
Они лежали рядом под одеялом, и он был здорово пьян... в затылке все кружилось... а она лежала слишком близко, и там, где соприкасались их ноги, ему было жарко... но сказать, чтобы она отодвинулась, было неудобно... он злился все сильнее, а в затылке кружилось... да еще она положила голову ему на грудь... голова была тяжелая, как гиря.
– Я такая пьяная.
– Серьезно?
– Протяни руку, дай сигареты.
Он протянул руку и дал ей сигареты. Выключать радио на ночь они не стали. В динамиках надрывался психопат Marilyn Manson. Из-за занавесок выглядывала большая и плоская морда луны.
Она щелкнула зажигалкой, огонек лизнул лицо, шею и голую грудь. Грудь у Лоры была некрасивая, маленькая, Даниил такие не любил.
В темноте огонек ее сигареты был похож на странное насекомое. Она докурила, встала с постели и прошлепала к окну выкинуть окурок. На фоне окна Лора смотрелась тоненькой... похожей на молодое дерево.
Она прыгнула обратно под одеяло и опять прижалась к нему.
– Как холодно! Тебе холодно?
– Мне жарко.
– Хочешь, я отодвинусь?
– Да нет, лежи.
– Серьезно, если тебе жарко, я отодвинусь.
– Лежи.
Она поворочалась, устраиваясь удобнее, и снова положила голову ему на грудь.
– К чему ты спросил про послезавтра? Боишься?
– Боюсь.
– Зря. Не бойся. Не думай об этом. Я тоже боюсь. Все боятся, не ты один.
Даниил закрыл глаза. Под веками тут же завертелось, принялось уплывать вбок... глаза пришлось открыть.
