— Вон он, наш красавец!
На самом деле синим камень не выглядит. Ну, может, совсем незаметный оттенок — как на крыльях мух. Вокруг красавца были натыканы прутики, к которым кто-то привязал белые ленточки. Прежде такое я видел только где-нибудь в глубокой Азии, рядом с буддийскими монастырями. Здесь, на фоне беленых переславльских церквей, картинка смотрелась дико.
Тысячу лет подряд двенадцатитонному валуну приносили жертвы. Не человеческие, конечно, но рыбаки никогда не забывали кинуть камню рыбку, а бабы весной специально высыпали на камень лукошко ягод.
В местной летописи сообщалось:
Бысть во граде Переславле камень на месте, именуемом Ярилина Плешь. В камень же вселися демон, мечты творя и людей из Переславля к себе привлекая. Летом, на праздник верховных первоапостолов Петра и Павла, переславские мужья, жены и дети стекахуся к нему и творяху ему почесть.
Чтобы данный непорядок пресечь, четыреста лет назад настоятель соседнего монастыря велел дьякону Онуфрию закопать камень в землю. Монахи выбивались из сил, обливались потом, — но откатили-таки огромный валун к самому озеру и зарыли в песок. Ежегодные языческие хороводы у камня прекратились. Однако очень скоро валун опять вылез наружу.
Сперва из-под песка показалась его макушка. Через несколько лет — бока. Еще десятилетие спустя «Синий камень» уже возвышался над землей в полный рост, и поклоняющиеся ему вновь потянулись на берег озера.
Тогда камень решили утопить. В 1788-м монахи все того же монастыря дождались зимы, сумели подтянуть под валун санные полозья, оттащили его как можно дальше от берега и там подрубили под ним лед. Стоит ли говорить, что всего через семьдесят лет камень сумел самостоятельно выбраться на берег и занять прежнее место?
Выглядело это настолько неправдоподобно, что накануне Первой мировой на страницах губернской печати развернулась дискуссия. Кто-то предполагал, будто дело в магнитном притяжении берегового грунта. Другие, что в причудливом рельефе дна озера. Окончательный вывод сделал местный ученый-самоучка, заявивший, что камень был вытолкнут на берег ледяными торосами. Версия была дурацкой, но спорить никто не стал. Пусть так и будет. Торосы так торосы.
6
С одного рейсового автобуса я пересел на другой, потом на третий, а потом, так и не дождавшись маршрутки, плюнул и последние сто десять километров проехал все-таки на такси. Снаружи смеркалось. Водитель молчал и я тоже. Только минут через сорок он по непонятной ассоциации спросил, пил ли я местную, владимирскую водку? Я ответил, что не доводилось.
Водитель рассказал, что водка у них очень вкусная. Принялся что-то объяснять про местный винно-водочный и даже продекламировал:
Владимир наш, город могучий:
Стоит на Лыбеди вонючей.
Она протекает там, где вот,
Есть винно-водочный завод.
Мы еще помолчали. Потом я спросил:
— Большая она? Эта ваша речка Лыбедь?
— Не знаю.
— Не знаете?
— А ее у нас никто и не видел. Потому что закрыли эту речку. Убрали в трубу и засыпали землей.
— Она действительно была вонючая?
— Не знаю. Наверное.
— Почему у нее такое странное название, Лыбедь?
— А у нас тут все странное. Тюрьма наша знаешь как называется? Владимирский централ, вот как! Будто вокзал. Хотя на самом деле уехать-то оттуда и некуда.
Я подумал над тем, что сказал водитель. Потом полез в карман за сигаретами. Сигарет в пачке осталось совсем немного. На самом деле Лыбедью называется не убранный в трубу владимирский ручей, а теплая киевская река, на которой у древнерусских князей была пристань. Так она по-украински и пишется, через «ы»: не Лебедь, а Лыбедь. Свое название речка получила в честь сестры основателя Киева, князя Кия. Просто, когда с Руси на территорию нынешней России стали приходить первые славяне, им хотелось принести с собой хоть что-то родное. Хотя бы название речки.
Воины из богатых русских городов, типа Переславля, Владимира или Галича, уходили далеко-далеко на восток и там, в негостеприимном и холодном Залесье, основывали Новую Русь, «Русь-номер-два». Точно так же, как голландские мореплаватели основывали в Америке Новый Амстердам и называли Австралию Новой Голландией, князья Руси давали новым крепостям старые русские названия. Сегодня Владимир, Переславль и Галич считаются райцентрами Западной Украины, зато в России имеются собственный Владимир (Залесский), целых два Переславля (Залесский и Рязанский), Галич (Мерянский) и еще дополнительный Новгород (Нижний). Плюс чуть ли не каждая крупная крепость здесь стоит на собственной Лыбеди. Во Владимире ее, вонючую, убрали в трубу, но, например, в Рязани тамошней Лыбедью можно полюбоваться и сегодня.
И все равно: смена имен ничего не давала. За знакомыми названиями здесь все равно стояла чужая реальность. То, что мы сегодня называем Россией, тысячу лет назад было чем-то совсем иным. Переименованная земля так и осталась чужой. Дикие племена, норовящие воткнуть в спину костяное копье. Леса, болота и зеленые от сырости избы.
Мы, наконец, доехали до места. Я расплатился с водителем, вылез из машины и огляделся. Снаружи было душно и скучно.
Песнь вторая
1
У пожилого профессора был нос цвета вечернего моря и маленькие бегающие глаза. Этими глазами он рассматривал стоящую перед ним рюмку и параллельно развлекал меня историей из богатого археологического опыта:
— Несколько лет назад у нас в лагере произошел пожар. Загорелась бытовка, где мы хранили находки. Полыхало так, что было видно даже в соседних селах. Примчались пожарные, а вслед за ними и милиция. Офицеры стали осматривать место происшествия и разинули рты. Вся трава вокруг пожарища была усеяна обугленными человеческими костями. Причем на большинстве черепов были видны проломы и рубленые раны. То есть налицо не просто следы преступления, а что-то такое, за что можно и генеральские погоны получить.
Аспирант профессора слышал эту историю раз сто. Но все равно послушно захихикал. Да и я тоже улыбнулся из вежливости. Вокруг гудели комары.
— Мне стоило… э-э-э… больших трудов объяснить милиционерам, что это не преступление, а останки людей, погибших почти восемьсот лет назад, во время татаро-монгольского набега.
На раскопки к профессору я приехал записать последнее интервью. Все было уже ясно, картина сложилась. То, что я искал, было найдено, и тайна перестала быть тайной. На интервью можно было бы плюнуть и не записывать. Но я все равно купил билет из Петербурга до Ярославля, ночь провел в поезде, а день в автобусах и такси и все ради того, чтобы сидеть теперь и слушать старые несмешные байки.
Профессор жил в арендованном у местных деревянном домишке. Аспирант с женой тоже. Остальные участники экспедиции жили прямо в палатках. Вечерами все пили: руководство водку, рабочие — купленный в деревне самогон. Нарезаться удавалось неслабо. Профессор рассказывал, что за день до моего приезда кто-то из землекопов влез в палатку к поварихе и, размахивая ножом, требовал от насмерть перепуганной тетки телесных утех.
