— В какое море?
— В Балтийское. Наверное, в Балтийское. Не важно. Какое-то большое море. Раз в два дня я с приятелями укуриваюсь до полного аута, смотрю на реку и все думаю об этих замурованных мужиках. О монахах, похороненных в моем доме. Представляю, как умру и меня тоже с ними замуруют.
— А я совсем лох. Вне Петербурга долго жить не могу. Марихуану не люблю. Тебе, наверное, смертельно скучно со мной, да?
— Сексом тоже не занимаешься?
— Почти совсем нет.
— И не хочется?
— Почти совсем нет. Привык уже.
— Поезжай в Лондон. Ты же раньше хотел жить в Лондоне.
— Больше не хочу.
— Почему?
— Там все давно умерло.
— Тогда поезжай в Берлин.
— В Берлине тоже все давно умерло. В Европе везде все давно умерло.
— Здесь у тебя зато жизнь!
— Здесь на Востоке жизни никогда не было. Но теперь ее нет и на Западе.
— Что же делать?
— Ничего. Дожить свою жизнь до конца и тоже стать мертвым. Как весь окружающий мир. Скоро Россия начнет разваливаться на куски и нас всех поубивают.
— Вот так, да? Никакой надежды?
— Я, знаешь, марихуану не люблю. Не в обиду присутствующим — на мир смотрю трезво.
— Я, между прочим, тоже курю не очень часто.
— Да? А как же замурованные мужики?
— Что, «замурованные мужики»?
— Мне казалось, ты укуриваешься через день.
— Через день, это и есть не очень часто.
Мы помолчали. Марта спросила:
— Вне Петербурга ты жить точно не можешь?
(Первый раз я думал уехать из России пятнадцать лет назад. В тот раз — в Нью-Йорк. Тогда я встречался с девушкой-американкой. Она выписала мне invitation и обещала помочь с грин-картой. Тогда мне казалось, что у меня все выйдет… что в Нью-Йорке я нужен… теперь-то я знаю, что я и дома никому не нужен.)
— Точно.
— Купи себе дом в Хорватии. Там хорошо?
— Там очень хорошо.
— Ну и купи. Сколько, интересно, там стоит дом?
(На самом деле, я узнавал, сколько там стоит дом. Я отлично знал, что за те деньги, за которые в Петербурге не купишь ничего, кроме клетушки на окраине, в Загребе можно купить особняк австро-венгерской постройки.
Там, в Загребе, пожилые мужчины носят нашейные платки, с утра бреются в парикмахерских, а потом до заката сидят в кофейнях. Кофе они пьют из маленьких чашечек. Людям не нужна большая родина, им нужна маленькая. Аккуратненькая европейская родина. Никаких надчеловеческих целей. Жизнь без единого события.
Сотни лет Хорватия была частью Австро-Венгерской империи. Но больше ею не является. Никто в мире не в силах ответить: где находилась эта Австро-Венгерская империя? Или Османская империя? Или Маньчжурская империя?
Хорватия — крошечная и прекрасная страна. Кофе там пьют из крошечных и прекрасных чашечек. В нынешнем мире не осталось империй — только кофейни.
Хороший был мир. Хорошая у него была история. Жаль, что нам из нее ничего не досталось.)
Марта махала бокалом с вином и смеялась:
— Купишь себе дом. Заведешь хорватку. Станешь по утрам пить кофе в кофейнях. Как по-хорватски называется кофейня?
— «Кафич».
— Так просто? Тебе даже язык учить не придется! Будешь сидеть в «кафиче»… Читать свои книжки… Часами смотреть на море…
(Я бы все отдал за такую жизнь. Но я не могу.)
— Женишься на хорватке. Или хотя бы не женишься, а просто так. Там красивые девушки? Ну и давай! Она тебе детей родит. Станешь водить их на хорватские пляжи. И в хорватскую школу. Может, хоть они будут не такими уродами, как мы!
(Я бы все отдал за такую жизнь. Но я не могу.)
— Станешь жить без русского ухарства. Там, наверное, никогда ничего не случается, в твоей Хорватии, да? Купи себе дом с балконом и видом на море. Закинешь ноги на ограждение балкона в тридцать лет и снимешь, только когда умрешь. В семьдесят шесть.
(Я бы все отдал за такую жизнь. Но я не могу.)
— Отличная перспектива.
— Не станешь пробовать?
— Не стану.
— Даже пробовать не станешь? Ну и дурак. Сгниешь тут, в своем болотном городе.
— Ну, сгнию.
— И жениться на хорватке не попробуешь?
— Я боюсь жениться. Я боюсь быть с другими людьми, понимаешь?
— Чего может быть страшного в браке?
— А что я ей дам? У меня ни денег, ни работы. Как я стану ухаживать за будущей супругой? Мне даже поужинать ее не на что.
— Тебе не приходило в голову, что даме может быть интересен не ужин, а лично ты?
— Не приходило.
— Давай купим еще вина?
— На самом деле я люблю людей. Только мне трудно с ними. Я и девушек люблю. Только у той, которая со мной свяжется, жизнь будет ох, как попорчена. Кто захочет жить с парнем, у которого ни денег, ни работы?..
— Со мной же ты разговариваешь.
— Разве это разговор?
— Может, и сексом займемся?
— Ты бы стала?
— Нет, наверное. Но когда парень орет, что у него уже несколько лет не было девушки… Кто хочешь почувствует себя охотницей.
— Я не орал. Ты спросила, я ответил.
— Не злись. Давай купим еще вина.
Мы помолчали.
(Даже я еще помню, как люди из России мечтали уехать в могучие западные державы. Но к началу XXI века что-то будто сломалось. Теперь все хотят жить в карликовых государствах-калевалах. В Финляндии, в Новой Зеландии, в Латвии… в Хорватии.
Чем карликовее, тем лучше. Чтобы там не было ничего могучего. Чтобы никогда ничего не происходило.)
Марта веселилась:
— Прекрати молчать. Поговори с девушкой. Что ты молчишь? Сейчас же расскажи мне о своей Хорватии! Там красиво?
— Очень.
— Это как что? Как Кипр?
— С ума сошла? Хорватия — это как Венеция, только маленькая. И туристов нет. Оттуда и ехать-то до Венеции часа три вместе с очередью на границе.
— Серьезно?
— Там на побережье есть такой город, называется Ровинь. Я когда до него доехал, чуть не расплакался. Городок на холме, двери домов выходят на лагуну, над городком — венецианская башенка и абсолютная тишина.
— И что?
— Не понимаешь? Это в точности как Венеция, только все дешево и никаких туристов.
— Серьезно?
