Так родители моих учеников решили. Пришли сегодня с утра пораньше на тусовку к завучу и давай кричать, что их дети — сахарные пупсики. Они даже бегать не умеют, не то что там плеваться или толкаться. А виноват во всех смертных грехах этот самый гадкий Кравчик. И откуда он только в нашем прекрасном классе взялся? А вот родителей его почему-то здесь нет. Где его родители? Мы бы им все в глаза высказали.
И почему Маргарита Семеновна никаких мер не принимает? Терпит его выходки, будто он ей родной какой. А это Кравчик — просто чудовище. Как можно все ему спускать? Вот Наденька вчера вечером стала рассказывать о его проделках и прямо в голос разрыдалась: он знаете что сделал? Юбку ей задрал. Подкрался на перемене сзади — и задрал! При всех! Вот хам какой!
Туг я не сдержалась.
Юбку Наденьке задрал? Да это же настоящее событие! Надо срочно кого-нибудь в магазин послать. За шампанским. Чтобы мы эту юбку, то есть — ее отсутствие в положенном месте — прямо здесь, сейчас, коллективно обмыли. Выпили за уравнивание Наденьки в правах с подавляющим большинством женского коллектива нашего класса. За то, что она, наконец, в фаворе оказалась. И видели бы вы эту Наденьку на перемене! Как глазки у нее блестели, щечки алели и смеялся роток! Заливалась эта Наденька, что твоя свирель. Пресчастливейшим смехом. А ведь еще два месяца назад мы все переживали: что-то Наденька в стороне от ребяток держится, ни с кем не играет, не шалит. А мальчики и девочки ее вроде как не замечают. И вот оно! Наконец — свершилось! Наденька благополучно вписалась в окружающую среду.
И я бы за Наденьку только радовалась, только радовалась, если бы она дома этот спектакль — со слезами оскорбленного достоинства — не устроила. Дайте подумать, как ей в голову такая режиссерская мысль пришла. А! Да вот же! Задачку она на контрольной не решила. Контрольную переписывать придется. Это она сказала? Сказала? Но, наверное, ближе к вечеру, после того, как на Кравчика нажаловалась?
Все. Давайте закроем тему Кравчика. Я с ним как-нибудь разберусь. Давайте подумаем, как быстро заменить ручки на дверях. Лучше — не одну, а все. Чтобы снискать не только прощение, но и благодарность школьной администрации. И как организовать у туалетов детское дежурство вне графика. Нет лучше способа дисциплинировать детей, как превратить их в надзирателей за общественным порядком.
Пожимают плечами. Ну, мы всегда относились к вам с уважением. Мы всегда вам доверяли. И ручки, конечно, нужно заменить. Это дело благородное — заменить ручки… Но этот Кравчик!..
Уважаемые родители! Дорогие мамы и папы учеников четвертого класса «А»! Мне самой скучно, и тошно, и руку подать совершенно некому.
И этот Кравчик мне действительно не родной. Как и вам. И своим родителям тоже. Он никому не родной. Он приемный.
Девчонка, что считается Лешеньке кровной матерью, родила его, едва ей семнадцать стукнуло, и в урочный час явилась домой, в родную деревню, с этим подарком на руках. Но родичам подарок не понравился, и маленькую маму послали вместе с ее «довеском» куда подальше. Она нашла пристанище в той деревне, где жили тогда приемные родители Кравчика. Кравчики были скульпторами — ваяли головы знаменитых и не очень знаменитых людей. В деревню они уехали подальше от городской суеты, в поисках творческого вдохновения.
Не знаю, посетило ли их вдохновение. А вот маленькая мама точно посетила. И не один раз, так как поселилась с ними по соседству, вместе с ребеночком. Она явно тяготилась изменениями в собственной жизни: жизнь стала скучной и утомительной. Но туг в одной из окрестных деревень, где домов побольше, да еще и кинотеатр, заезжие музыканты устроили дискотеку. И маленькая мама решила разнообразить свои одинокие будни. Один знаменитый поэт как-то дал окружающим совет, которому нужно следовать в трудную минуту: «Ты все пела, это дело. Так пойди же — попляши». Маленькая мама решила, что имелись в виду колыбельные, которые у нее явно не очень хорошо получались, заперла дверь и ушла плясать. На всю ночь. А малыш проснулся и давай кричать. От голода и страха. Когда соседи ближе к утру взломали дверь, он уже не кричал, а хрипел. И был характерного синеватого цвета. Вызвали «скорую» и отправили ребенка в больницу. Мама утром прямо с дискотеки поехала в райцентр, забирать сыночка. Его уже к этому моменту откачали. В первый раз это случилось, когда мальчику было месяца два. Потом — когда ему исполнилось пять месяцев, восемь. Считаются только происшествия, заканчивавшиеся вызовом «скорой». Всякая мелочь — не докормила, не допоила, не так спать уложила — не в счет. В восемь месяцев дело зашло слишком далеко. Мать отсутствовала больше суток, и ребенок оказался в состоянии клинической смерти. Поэтому домой его не вернули, а подали в суд и наконец-то лишили эту стрекозу родительских прав. Вот тогда Кравчики решили мальчика усыновить. Оба уже достигли зрелого возраста. Собственные их дети давно выросли и разъехались в разные стороны. Вот они и подумали: почему бы не дать воспитание этому несчастному ребеночку? Глядишь — человеком станет.
И уж как они старались! Читать его научили. Еще до школы. Вы же, Маргарита Семеновна, обратили внимание? Он бегло читает, без запинок. Теперь Кравчики получили большой заказ на головы и приехали в Москву. Здесь им на время работы дали мастерскую. А мальчика, Лешеньку, к ней привели. Директор рекомендовал. Отдайте, говорит, в класс к Маргарите Семеновне. Она — чуткий педагог.
Мальчик у них хороший. Но — что скрывать? Баловной немного. Конечно, со всеми детьми бывает. Но он-то деревенский, на воле рос. И наследственность, к тому же. Про наследственность они совсем не думают. Чего думать-то, раз усыновили? Но, если что не так, пусть Маргарита Семеновна не очень сердится. Пусть помягче к нему. Он из деревни все-таки. Может, и не умеет еще чего. Если набедокурит, пусть она сразу им звонит. Они с Лешенькой по-своему разберутся. Своими средствами. А так-то он мальчик неплохой, отзывчивый. В деревне по хозяйству им хорошо помогал, дрова пилить научился.
И еще они просят: не надо никому говорить, что мальчик приемный. Это они ей рассказали, свою тайну доверили. А больше — никому. Даже директору не сказали. Так, обмолвились, что мальчик в детстве много болел. К нему подход особый нужен. И директор тогда вас, Маргарита Семеновна, порекомендовал. Мы и сами теперь видим, как он прав был. А мы что надо для класса сделаем. Только вы не говорите никому, что Лешенька приемный. Он ведь и сам не знает. Ни о чем не догадывается. Он же тогда совсем крошкой был, когда мы его взяли.
Теперь понимаете, дорогие родители? Я ничего не могу вам объяснить.
А расскажи я — уверена: вы бы меня поддержали. Вы же люди сердечные. Вы бы сказали: понятно, почему этот мальчик дергается, если ему неожиданно положить руку на плечо, почему у него с выражением чувств не все в порядке. В этих изменившихся обстоятельствах мы не станем привязывать Лешу Кравчика к позорному столбу и отрезать от него по кусочку. Мы придумаем что-нибудь другое.
