Даридан не даст ей людей! и никак не поможет. Пусть! Она обойдется. Она сама вернет крылья убитого мужа.
Глава четвертая
Она не умеет ждать. В прошлой жизни Дариллу всегда за это ругали. Вот и теперь ее птичка скачет, скачет и скачет. Нет, так не годится. Так ей не хватит сил. Нужно спокойно дождаться появления полной Луны. Луну никто не заставит медлить или спешить.
Вот теперь Луна нагулялась и, как обычно, присела на ветви Вершинного Древа. Древо в ее лучах кажется серебристым. Как же оно могло не услышать Дариллу?
Нет, сейчас Дарилла не станет об этом думать и не позволит печали снова взять ее в плен.
Вот оно, зрячее зеркало, единственное богатство вдовы погибшего князя. Не накопленное, не даренное — ворованное, утаенное. Пальцы Дариллы чуть дрогнули. В прошлой жизни Дариллы, до горы Казодак, зеркало безотказно выполняло желания тех, кто владел искусством открывать зеркальный тоннель. Но им пользовались сообща — передавали друг другу: каждого из хозяев зеркало слушалось трижды. Теперь Дарилла одна и хранит свое зеркало в тайне.
Свое? Еще два приказа — и зеркало превратится в бесполезную вещь.
Может, стоило рассказать про него Даридану? Дарилла тут же отбросила эту жалкую мысль. Даридан упрям и думает только о Древе. Почему Дарилла должна с ним чем-то делиться?
Да, осталось два раза. Две драгоценных возможности. И одну Дарилла истратит — раз решила вернуть крылья убитого мужа.
Дарилла подула на зеркало, сдувая густую пыль, и пригласила Луну посмотреться в стекло:
— Дай увидеть того, кто присвоил чужое богатство. Покажи мне крылья погибшего Нариана.
* * *
Лунный блик обернулся зайцем и нырнул в глубину. Дарилла следила за ним: вот открылась долина. Дорога вела мимо леса. Лунный заяц скакал по тропе. Дарилла запоминала развилки и повороты, каждый приметный камень или лохматый куст. Заяц привел Дариллу к воротам красного цвета. Усадьба казалась богатой: крыша высокого дома, множество разных служб. Но совсем другое показалось Дарилле важным: колья забора, стянувшего двор плотным кольцом, были унизаны лосиными головами. Некоторые из них были уже голыми черепами. Другие тронуло тление, покрыли червивые пятна. Третьи еще хранили память предсмертного ужаса, и над ними роились мухи, колья были измазаны красным.
Владельцы усадьбы — охотники на лосей.
Дарилле стало не по себе. Разве она не знала: Нариана убили именно красноголовые? и они — жестокие люди.
Думать об этом не надо. Думать нужно о деле: сторожевые собаки — вот что важно учесть.
— Дальше. Веди меня дальше. Покажи человека.
Лунный заяц скакнул за ворота, протиснулся между людьми, шнырявшими по двору, и нырнул в полутемный сарай.
Мужчина — высокий, крупный, виски уже поседели, тяжелый взгляд из-под низких бровей, тонкие жесткие губы. Он почувствовал взгляд Дариллы и обернулся, пытаясь понять, кто же за ним следит. Но угадал неверно: в затененном углу виднелась чья-то сгорбленная фигура.
— А ну, подойди сюда!
Человечек вышел на свет. По тому, как он сжался, было понятно: хозяин скор на расправу.
— Ты подглядывал? Признавайся!
— Хозяин сам велел мне прийти. Велел принести вот это, — человек указал на что-то, брошенное на полу.
«Крылья! Вот они, крылья!»
— А, эта гадость! Ты пробовал скормить их собакам?
— Важ, собаки не захотели их даже лизнуть. Что прикажете делать?
Хозяин смотрел на крылья и о чем-то раздумывал.
— Я расставил сети на крупную птицу. Вместо птицы попался этот. Запутался, как глухарь. И откуда он только взялся? Будто с неба свалился. Кто-то из наших когда-нибудь видел таких горынов? Чтобы летали?
Человечек замотал головой:
— Нет, важ, ни разу. Но говорят, где-то в горах есть такие, не похожие на остальных. И они сохранили старую веру.
— Да плевать я на них хотел. Горын — он горын и есть. На Лосином острове ему нечего делать, если он живой, а не мертвый. Все, довольно болтать. Убирайся отсюда.
— Но вы хотели сказать, что делать с крыльями.
— Ты хотел сказать, с перепонками? Затолкай в дальний угол — чтоб не мешали. Вдруг когда пригодятся? Для Праздника красоты? — Хриплый смешок означал, что хозяин развеселился. — И смотри, не болтай — за язык подвешу.
Человечек опасливо съежился. Хозяин направился к выходу.
Дарилла уронила зеркало на колени. Его поверхность тут же снова покрылась пылью.
* * *
— Мы ее не нашли.
Даридан не взглянул на Тейрука. Он сидел под Вершинным Древом и чертил на земле своей тростью.
— Она ушла, Даридан? Скажи мне, она ушла?
Даридан не стал отвечать. И не одернул Тейрука, хотя тот обратился к нему слишком вольно. По имени жреца называла только Дарилла.
Даридан взглянул на Тахира:
— Я поручил тебе не спускать с нее глаз. Я просил тебя быть с нею рядом, развлекать, отвечать на вопросы, не позволять грустить.
— Каруни сказала, лучшее, что я могу, это оставить ее. Она хотела подумать, — Тахир чуть не плакал. — Что теперь будет, карун? Она пропадет в горах?
— Нет, горы она минует. — Даридан все чертил и чертил на земле какие-то знаки. — Дарилла умеет многое. Она же из Лунного скита.
— Но ей нельзя колдовать! — Тейрук все отказывался поверить, что Дарилла могла уйти.
— Скорее всего, Дарилла захочет забыть о запрете.
— А сердце! Ее птичье сердце! Вдруг ее птичка умрет? Это же часто случалось. Что она будет делать? Она погибнет, карун!
Даридан не ответил: его занимала трость. Она наткнулась на камушек и не хотела двигаться.
— Карун! Я могу пойти по следу каруни в долину. Я ее отыщу, — Тейрук говорил слишком пылко. — Если с Дариллой случится беда, я себе не прощу.
— Мы все любили Дариллу. (Тейрук слегка покраснел.) Но нет смысла ее искать, раз она решила уйти. Нам нужно думать о Древе…
— Какой теперь в этом смысл? Что будет питать надежды? Будущий сын Дариллы… Он тоже для нас потерян?
Даридан все чертил и чертил. Смысл… Какой в этом смысл… Никакого… Но знаки сложились в хитрую головоломку…
* * *
Дарилле пришлось колдовать.
Первый раз — чтоб спуститься с Вершины.
Второй — чтоб заставить собак пропустить ее в дом.
Третий раз — когда старый Скулон, тот, кто владел усадьбой, нарушил данное слово.
И каждый раз после этого кожа ее тускнела. Сначала — совсем немного, потом — все больше и больше. Страшнее было другое: после каждого колдовства сердце ее умирало. Ей некому было помочь, а ждать — невозможно, и она спасалась первым мелким живым существом, попадавшимся на глаза. И потом еще думала: как хорошо, что внутри поселилась лягушка. Она не будет так биться, как бьется теплая птичка.
