Монни спрятала бусы в карман.
— А то вы не знаете!
— Монни, я правда не знаю!
— А то вы не понимаете!
— Что я должна понимать?
— Так вы же прислали птицу, что в усадьбе — новый мальчишка.
— Я прислала?
— А как же!
— Не помню… Ах да, был один мальчишка. Так это что же — тот самый?
— Тот самый, важни. Тот самый. И нечего притворяться. Мастер за ним посылал. А вы его не отдали.
— Подожди… Дай подумать… Но его ведь тогда уже не было. Он уже убежал…
— Хозяин очень ругался. Называл вас дурехой и другими словами.
— Но хозяин его отыскал? Он мальчика отыскал?
Монни кивнула.
— И где же, скажи на милость?
— Попробуйте угадать!
Монни подметила смущение собеседницы, и в ее голосе появились игривые нотки. Сьяна пожала плечами: ей не догадаться.
— В усадьбе Барлета, вот где! И мастер в ту смену светил снова на вас ругался.
— Но теперь-то за что?
— Пришлось ему раскошелиться, чтобы мальчика отдали, — несмотря на бумагу сверхважни.
Да-да, Сьяна помнит, бумага! И помнит, что Ковард сказал: «В моей усадьбе выполняют только приказы Правителя». Сьяна чуть прикусила губу. Но это еще не все. Она не все разузнала.
— Монни, и что же мальчик? Он ведь, кажется, дурачок. И внешне такой неприятный.
— Важни шутит. Мальчик — красавчик. Глаз отвести невозможно, — по лицу Монни разлилось мечтательное выражение. Но она очень быстро опомнилась, опасливо оглянулась и добавила шепотом: — Поставить с ним рядом сверхважни — неизвестно, кто будет лучше.
— Красавчик? — у Сьяны невольно отлегло от сердца. Раз красавчик, это не тот. Зря она испугалась. И с бусами поторопилась.
— Только вот не из наших. Как будто бы из горынов. А может, и не из них. Но ближе к ихней породе. И вообще он какой-то странный. Не снимает перчаток. Будто с ними родился.
У Сьяны заныло сердце. Монни все перепутала. Может, не разглядела. Но это, конечно, Исси. Раз горын — кто еще?
— И где сейчас этот мальчик? Можно его увидеть?
— Увидеть? Важни смешная! — Монни опять оглянулась и понизила голос. — Да к нему никого не пускают. Хозяин, как мальчика привезли, запер его в темной комнате. И заходит туда только сам. Даже мне не позволил. Только я подглядела — через щелку в чулане. — Монни придвинулась ближе к Сьяне. — Хозяин обул его в свинцовые башмаки. А я-то еще подумала: зачем это он к кузнецу таскался? И приехал такой довольный. В общем, бедняга горын сидит под тремя замками: один висит на двери, а два — у него на ногах. Так что ходить ему трудно, еле ноги передвигает.
Сьяна некстати вспомнила Найю. И ее деревянные ноги.
— Монни, твой хозяин — очень известный лекарь. Зачем ему мальчик?
— Видят духи, не знаю! Но мастер был очень рад. И знаете что говорил? Что теперь он станет сверхмастером. Будто бы всех поразит его новый способ лечения.
— Новый способ? Какой еще способ?
— Ну, этого я не знаю. Хозяин сказал, что ему от меня теперь ничего не нужно: подавать ничего не нужно и мыть инструменты тоже. И велел держаться подальше, — Монни опять обиженно прикусила губу. — Тоже, нашелся сверхлекарь! Сам настой приготовить не может. Все «Монни, подай-принеси! Монни, свари-помешай!» Вот уйду — будет знать… Нет, теперь он и не заметит! — Монни махнула рукой. — Он знаете чем бахвалился? Говорил, что его лечение будет очень дорого стоить. Мастер Крутиклус теперь не будет лечить всех подряд.
— Он и раньше…
— Не то, что раньше. Теперь он будет лечить только очень богатых. Тех, кто способен сразу отдать три лосиные шкуры. Или одну, но с меткой.
— Это против Закона. Это против Правителя, — Сьяна невольно заговорила с интонацией Коварда.
— Он скоро получит сверхмастера. И тогда — плевать на Закон.
— И он уже пробовал?
— Что?
— Пробовал новый способ?
Монни опять оглянулась:
— Пока еще нет. Но скоро. Через смену светил. К нему кое-кто придет. Кажется, из Совета. Мне велели купить халат, прошитый серебряной ниткой. И колпак из тонкого шелка. И платок на глаза.
Наверху, в галерее, громко скрипнула дверь.
— Монни! Куда ты пропала? Или ты с кем-то болтаешь? Я же сказал: никого не впускать! Ты опять опоздала с чаем.
Монни всполошилась, приложила палец к губам и стала толкать Сьяну к выходу.
— Давайте, важни, скорее. И — тихонько, тихонько. Важ, здесь нет никого! Я случайно замешкалась. Три раза моргнуть не успеете — а я уже тут как тут!
У самой двери Сьяна остановилась и с торопливой неловкостью отцепила сережку, оцарапав мочку.
— На-ка вот, Монни, возьми. В следующий раз получишь другую. Ты ведь сможешь еще разочек пробраться в чулан, чтобы увидеть мальчика? Ты могла бы ему шепнуть: у Коварда его помнят. И сожалеют, что он убежал. Ладно, Монни?
Сьяна накинула капюшон и выскользнула за дверь.
* * *
— Ельнец! Что происходит? — Сьяна высунулась в окошко возка.
— Важни! Не понимаю! Лошадь куда-то тянет, карахундра ее побери!
Ельнец боролся с лошадью, но безуспешно — будто кто-то невидимый вел ее под уздцы. Возница привстал, замахнулся кнутом — и охнул: рука наткнулась на невидимую преграду. Ельнец грохнулся на скамью с выпученными глазами, поминая всех мелких Духов. Лошадь свернула в сторону.
— Важни, глядите-ка, важни!
— Что? Что такое?
— Тянет прямо туда, к дубам.
— К дубам?
— Где висячая Башня.
Лошадь вдруг снова встала, а возок очень сильно тряхнуло. Сьяну отбросило внутрь. Она едва успела ухватиться за ручку дверцы.
— К Башне? Но почему? К Башне никто не ездит…
— А я вам что говорю? Не ездит!
Ельнец больше не отвечал — только икал и трясся. Это место считалось запретным: все городские дороги его огибали.
Вот они, три дуба.
Лошадь встала, словно во что-то уперлась. Ельнец быстро моргал: он не может этого видеть. Но он видел — помилуйте, Духи! — полупрозрачные руки: одна держала узду, другая поглаживала лошадиную морду. Лошадь послушалась рук и сделала шаг вперед. Лошадиная морда потонула в тумане. Ельнец был близок к тому, чтобы свалиться на землю, но почувствовал, как его трогают за плечо. Он повел себя так же, как лошадь: страх сменился покорностью, граничащей с отупением. Ельнец замер на облучке и тихо и обреченно попрощался с родными. Теперь перед ним болтался лишь лошадиный хвост, но возок поехал ровнее. Скоро Ельнец, вслед за хвостом, погрузился в туман, вынырнул из тумана и услышал, как за спиной тоненько взвизгнула Сьяна. А потом Ельнец вдруг увидел снова и себя, и лошадь, и Башню. И какого-то незнакомца великанского роста в круглой шапочке на голове. Тот тяжело дышал и обливался потом. Крупные капли на лбу собирались в тонкие струйки и текли по щекам. Встретившись взглядом с Ельнецем, великан кивнул головой и улыбнулся:
