Севильяна состоит из нескольких частей с паузами между ними, во время которых танцоры просто похаживают друг вокруг друга и переговариваются. Так вот моим тетушкам особенно хорошо удавалась та часть, где нужно было топать каблуками. Все топотали так, будто нас не двадцать, а целых сто! И потом я узнала, что у многих на танцевальных туфлях были сделаны специальные железные набойки – чтобы стук выходил погромче.
Как выяснилось, все они учили севильяну вовсе не из любви к искусству, а чтобы потом покрасоваться на местной ферии – празднике, который проходит в каждом испанском городке раз в год. И когда они узнали, что я на ферии танцевать не собираюсь, то дружно решили, что у меня точно не все дома, – и потеряли ко мне всякий интерес.
На последнем занятии курса выяснилось, что наша группа решила вместо танцев устроить праздник, и каждая тетушка принесла огромное блюдо лично ею приготовленной еды, а старичок организовал два ведра сангрии. И вместо того, чтобы танцевать, все ели-пили и болтали. Очень даже по-испански. Под конец, правда, когда душа потребовала потопотать, народ принялся изображать то, чему мы научились за несколько месяцев, но выглядело это все как-то не очень убедительно…
Зато на севильяне я познакомилась с Марией – молодой и симпатичной испанкой. Как-то после занятия мы пошли с ней выпить кофе и разговорились о привычках в еде. Тут она и говорит: “А на завтрак я люблю есть тосты: натираю их чесноком и поливаю оливковым маслом”. Я впадаю в задумчивость – может, у испанского слова “ajo” есть еще какое-нибудь другое значение, кроме чеснока? А она видит мою растерянность и смеется: “Нет-нет, ты правильно все поняла! Я знаю, что иностранцев это удивляет”. Я тогда вспоминаю: “Вообще-то я знаю, что в Каталонии по утрам едят тосты, поливают их оливковым маслом и намазывают мелко порезанным свежим помидором. Но вот чтобы чесноком! Так, а чем же ты этот тост запиваешь?” – вопрошаю я. “Кофе конечно же!” – уточняет она и забавляется моим изумлением. “Тут еще, кстати, принято считать, что по утрам очень полезно сжевать зубчик чеснока и запить его свежим апельсиновым соком. Заряжаешься витаминами на целый день!” – удивляет она меня еще больше. Я, поразмышляв, какой вариант приемлемей, решаю: первый выглядит не так уж страшно по сравнению со вторым… А потом мне приходит в голову: “Слушай, а как же чуррос? Я всегда думала, что вы именно их едите на завтрак”. “Ну, чуррос я ем только по выходным, – говорит Мария. – Мы покупаем их в специальной кафешке – чуррерии – и потом едим дома с горячим шоколадом. А если в будний день решишь позавтракать в кафе, то можно съесть и чуррос. А так мы дома их практически никогда и не готовим”.
Еще Мария рассказала, что в деревнях иногда на завтрак доедают то, что осталось от ужина, – рыбу например. Но это только в провинции, а в больших городах так не принято.
“Слушай, – приходит мне в голову еще один вопрос, – мы тут с мужем заметили, что испанцы питаются совсем в другое время, чем в остальной Европе”. “Как это в другое? – обижается она. – Мы завтракаем где-то в девять, потом в районе одиннадцати пьем сок или кофе, потом часа в два-два тридцать обедаем, а в шесть пьем чай – только не черный, а какой-нибудь травяной: из корицы, липы или аниса”. “А с чем вы его пьете? – интересуюсь я. – Время-то уже почти что ужина!” – “Почему ужина? Это просто перекус! Можно съесть булочку, или тост с мармеладом, или бутерброд с белым сыром. А часов в девять-десять мы садимся ужинать. Все как и у других!”
Я задумчиво смотрю на нее и припоминаю, что ужинают испанцы действительно часов с десяти вечера примерно часов до двенадцати. Причем и маленькие дети тоже. Меня не перестает удивлять, что в полночь родители еще сидят в ресторане, а двух– и трехлетние малыши продолжают резвиться поблизости или перебираются с рук одного взрослого к другому. И никому и в голову не приходит, что им давно пора спать. Вообще-то в этом есть свой смысл: нормальная жизнь из-за жары только после захода солнца и начинается, вот все этим и пользуются на полную катушку. Правда, спорить с Марией, и объяснять, что в других странах все по-другому, я не стала.
Глава 23
Садик в трещине. Пасха по-испански и православная служба в субботу. Московский батюшка
С утра делаю на террасе йоговскую позу змеи и вдруг обнаруживаю, что в щели между полом и стеной вырос целый садик. Земли там совсем нет, и кажется, что прямо из камня растут бонсай-сорняки: крошечный одуванчик, миниатюрная заячья капуста, тонюсенькая осока и даже какое-то растеньице, умудрившееся зацвести лилипутскими желтыми цветочками. Правда, через пару-другую недель солнце всех их высушит и весь этот краткосрочный садик в неположенном месте исчезнет, будто его и не было. И если бы не моя йога, я о нем так ничего бы и не узнала…
Наступила Пасхальная неделя, это здесь самый большой весенний праздник, и в течение нее по всей стране идут шествия. Мы с Джеймсом решили посмотреть на такую процессию вечером в Страстную пятницу в Марбелье. Приехали пораньше, чтобы ничего не пропустить, и встали в первый ряд.
А к началу испанцы незаметно и потихоньку нас оттеснили, и мы все равно оказались позади всех. Смотрим вокруг: на балконах и балкончиках домов тоже собралось много народу, а прямо над нами так устроилась целая семья: от девяностолетнего старика до новорожденного ребенка на руках у матери.
Шествие начиналось у церкви. Сначала из нее вышли мужчины в черных колпаках с прорезями для глаз и все в черном. У нас, у иностранцев, возникала одинаковая ассоциация – ку-клукс-клан. Потом вышли женщины – почему-то все на высоких каблуках, с большими гребнями в волосах и тоже в черном с головы до пят. Затем из церкви вынесли на носилках, украшенных белыми розами и свечами, статую Девы Марии в черной накидке. Пламя колыхалось на ветру, и некоторые из свечек гасли, как внезапно прерванные жизни. Все происходило в молчании и выглядело очень красиво и очень зловеще. А через несколько минут пронзительно-грустную мелодию завела одинокая труба, и процессия начала двигаться по улицам города, а желающие пристраивались к ней в хвост. Очень все мрачно, и Голгофа представляется так живо, как никогда. Потом снова молчание, статую некоторое время несут в полной тишине, и внезапно недалеко от нас женщина затягивает мелодию фламенко – громко, с надрывом и без музыки. Так, что мурашки по коже. Я потом дома долго не могла уснуть: все представлялись эти гаснущие свечки и одинокая труба…
Православная Пасха в этом году совпадает с католической, и на следующий день, в субботу, в городке неподалеку проходила служба с батюшкой из Москвы. Мы с русской соседкой решили на нее поехать, а Джеймс из любопытства увязался за нами. Настроение у всех было приподнятое, правда, мы боялись, что не сумеем найти место службы, своего-то православного храма здесь пока нет. Оказалось, что волновались мы напрасно: Русская церковь сняла под праздник огромную часовню, и уже на подъезде к ней доброжелательные испанцы-дежурные всех приветствовали и объясняли, где припарковать машины. В часовне большинство из пришедших оказались строгими украинскими женщинами, и некоторые из них почему-то были одеты на восточный манер: в шлепанцы и шаровары. И еще мы увидели парочку удивительных персонажей: на высоченных каблуках, в минимальных мини-юбках, но при этом с платочками на головах. И тоже со строгим выражением на лицах. А какая-то тетушка как вошла в часовню, так сразу начала плакать – и так до службы и не остановилась…
