Глава 30
Художники и скульпторы в горах. Японская пианистка, совестливый немец и австралиец, учившийся в Университете Патриса, Лумумбы. Зеленый и черный чай
Тут в горах есть несколько деревень, облюбованных художниками. Из тех, что поближе к цивилизации, – Охен, и многие артистичные натуры приезжают туда из Европы ненадолго. Подальше – Генал-Гаусин, там народ живет более или менее постоянно, и говорят, что каждый тамошний скульптор дарит деревне хотя бы по одной своей работе; поэтому на узеньких улочках можно наткнуться на самые неожиданные инсталляции. А еще в одном более отдаленном местечке с похожим названием – Гаусин – завели студии многие европейские художники, и один раз в год они открывают их для посетителей. Ехать туда по горной дороге с побережья как минимум час, глушь совершеннейшая, хоть и виды красоты необыкновенной. И сегодня с утра пораньше мы с Джеймсом решили на все на это посмотреть. Оказалось действительно забавно: берешь в киоске на улице карту с маршрутом и заходишь по очереди в каждую студию. А это фактически дома художников, с внутренними двориками и чудными видами на море, горы и Гибралтар вдалеке – когда еще удастся в таких местах побывать! И можно просто посмотреть все эти картины, фотографии и скульптуры и ничего не покупать – пусть и подмывает это сделать.
Но для начала мы все-таки зашли в бар – отдохнуть после долгой дороги. А когда Джеймс с надеждой спросил у бармена: “Вы за Алонсо в “Формуле-1” разве не болеете?” – мне стало ясно, что долгая дорога тут совершенно ни при чем. Бармен, к удивлению Джеймса, скривил недовольную гримасу и заявил: “Нет, не болею! Он же каталонец!” – и надежды бедного Джеймса сразу же увяли. Но тот, чтобы доставить ему удовольствие, все-таки переключил телевизор на нужный канал. А потом мы с этим барменом разговорились, и он объяснил, что в Андалусии каталонцев не любят, потому что те хотят независимости от Испании и вообще держатся с остальными заносчиво. И поэтому, если в футбол играет “Барселона” и “Реал Мадрид”, вся Андалусия будет болеть за последних. Тут Джеймс поразмышлял и задает ему заковыристый вопрос: “А если “Барселона” будет играть против, скажем, английского “Манчестера Юнайтед”, что тогда?” Бармен смотрит на него задумчиво и говорит: “Здесь, в Андалусии, я думаю, многие будут болеть за “Манчестер” – кому охота поддерживать каталонцев?”
Джеймс увидел начало “Формулы-1”, успокоился, и мы отправились по домам художников.
Вначале попали в студию молоденькой японки. Живет она тут уже восьмой год, по основной профессии – пианистка, большая поклонница Рахманинова. А картины ее оказались трогательными: чего только стоила консервная банка тушенки, из которой ночью к луне улетали мотыльками души убиенных поросят… И весь созданный ею мир был полусном-полуявью – тонкими, призрачными и грустными. И она настолько выбивалась из всего этого простого, наполненного солнцем и вином окружения, что я таращила на нее глаза и не могла понять: как это эфемерное создание сюда-то попало? И как умудрилось задержаться на столько лет?
В галерее рядом выставлялся немецкий художник и скульптор. Его вещи были жесткими и прямолинейными, а вот судьба оказалась непростой. Он родился в Германии сразу после войны, и его поколение хоть в ней и не участвовало, но прониклось таким чувством ужасающей вины, что восемь его одноклассников покончили жизнь самоубийством, когда были совсем молодыми, а большинство других сразу после школы уехали жить за границу. Так и он оказался в Испании, и до сих пор его гнетут чужие преступления и ему стыдно быть немцем…
Другие художники были в основном англичанами, и среди них затесалось всего несколько испанцев. При этом сразу становилось заметным, как они друг против дружки интригуют и как сплачиваются – одни против других. Все как и положено творческим личностям…
А когда мы из деревни выезжали, то увидели, что еще один указатель открытых студий направлен куда-то в горы. Грунтовая дорожка над обрывом привела к роскошной вилле, и навстречу нам выбежали хозяин с хозяйкой. Они радостно нас приветствовали и вручили по огромному бокалу сангрии со льдом и фруктами; мы с Джеймсом даже засомневались: может, они нас за кого-то другого принимают? – видели-то мы их в первый раз. А они сразу повели нас показывать огромный дом с бассейном и невероятных размеров садом. Про картины при этом речь пока даже не заходила. Выяснилось, что хозяйка-художница – глава новостного бюро международной корпорации в одной из европейских стран. Сама она англичанка, но ненавидит все эти британские классовые предрассудки, поэтому всю сознательную жизнь провела за границей. А ее муж, австралийский журналист, в свое время даже успел поучиться в Университете Патриса Лумумбы в Москве… Вот уж никогда не угадаешь, кого можно встретить в испанской глуши! Мы с ними долго болтали про Афганистан и перестройку, а потом хозяин указал нам на несколько вилл на холмах по соседству, и оказалось, что в одной живет иранец, утверждающий, что он – наследный принц Персии; а в другой, с огромным зеленым куполом, – ирландский мафиози, которому въезд на родину заказан…
А эстампы хозяйки оказались очень даже неплохими, и выяснилось, что она, хоть и выставляется впервые в жизни, семь из них уже успела продать…
По дороге домой мы заехали выпить чаю. Вообще-то я люблю зеленый чай, но здесь, в Андалусии, это редкость, и, если я прошу его в ресторане, обычно приносят ненавистный мне мятный. Даже если я специально оговариваю: “Мятный не приносить!” Не так давно в холодную погоду я обедала с испанцами, и, когда для согрева попросила зеленого чаю, они просто ушам не могли поверить (его при этом, разумеется, в ресторане все равно не нашлось). А одна девушка, оправдывая меня, принялась рассуждать о том, что в Китае она тоже видела, как пьют зеленый чай… Короче, теперь я сдалась и больше в этих краях его не заказываю.
Еще, умудренные горьким опытом, мы знаем, что черный чай в кафе и ресторанах здесь ужасный и подают его в крошечных чашках, явно рассчитанных на кофе. Так вот сегодня, чтобы улучшить его вкус и состав, я заказала чай с лимоном. Мне принесли маленький чайник, а про лимон, как я решила, забыли. На мою повторную просьбу возмущенный официант заявил, что лимон – внутри. Поднимаю крышку чайника – и правда они напихали туда его чуть ли не половину! Зато воды при этом в него поместилось совсем немножко – как раз и набралось только-только на кофейную чашечку… Короче, не умеют они тут готовить чай, и то, что продают в испанских супермаркетах, на настоящий черный чай тоже непохоже. Вот Джеймс и привозит его для себя из Англии или из Гибралтара. Зато, как ни смешно, в тех же самых супермаркетах продается отличнейший листовой зеленый…
Глава 31
Цветущая юкка. Лыжи на проводе и английская старушка на водных санках. Вареная картошка, в ресторане
Сегодня под окном расцвела юкка – выпустила толстую стрелку с белыми цветами, похожими на ландыши, только раз в двадцать по размеру больше.
На улице теплынь, солнце палит вовсю, и даже море выглядит весьма заманчиво. Мы с Джеймсом на всякий случай прихватываем купальники и отправляемся на машине куда глаза глядят. Вдруг видим на дороге указатель в сторону гор, на котором нарисован человечек, едущий на водных лыжах. Мы удивились и по этому указателю из любопытства поехали. Через некоторое время дорога привела нас к озеру недалеко от городка Сан-Педро. На берегу было милое кафе, и мы сели посмотреть, что здесь происходит. Над озером по периметру был натянут провод, а на берегу установлены мостки и будка администрации. На этих мостках толкалась забавная очередь: люди в сиасжилетах, в руках у каждого или водные лыжи, или доски, похожие на сноубордистские (wakeboards), или kneeboards (как потом выяснилось, это такая штуковина, типа водных санок: на нее садишься на колени, а сверху колен проходит специальный ремешок, который тебя к ней пристегивает). От толпы через равные промежутки времени отделяется в передистоящий, ему вручают что-то типа бугеля, прикрепленного к проводу над озером, и очередной “счастливчик” срывается с мостков в воду на своих лыжах, ну или другом приспособлении. А вращающийся по кругу провод тянет его по озеру. Многие падают в воду прямо на старте, некоторые доезжают до места, где надо делать поворот, и валятся там. К ним тут же начинают грести на лодке спасатели, набирают по всему озеру человек пять-шесть барахтающихся “спортсменов”, а потом выгружают их, мокрых с головы до ног, на берег. Такой хорошо поставленный конвейер. Вдруг видим: подтянулись человек пять серьезных людей со своими досками, все взрослые спортивные парни. Они зачем-то надели на головы шлемы и встали в очередь. А когда первый из них прыгнул с мостков, все стало понятно: он начал выделывать такие штуки, что народ на берегу ахнул и зааплодировал. Парень подпрыгивал над водой, оборачивался в воздухе на триста шестьдесят градусов, делал сальто – короче, вытворял то, чем обычно занимаются очень продвинутые кайт-серферы. А потом начал выступать второй, потом третий парень – и у каждого были свои излюбленные трюки. Бедолаги на “водных санках” потихоньку стали выдерживать расстояние побольше между собой и этими трюкачами. А те поразвлекались с часок, погрузились по своим машинам и укатили. Мне потом объяснили, что это и правда были любители кайтинга: когда нет ветра, они приезжают сюда размяться и потренироваться, а вращающийся кабель на озере заменяет им ветер и кайты…
