Поднимаемся мы вверх по склону холма, я иду задом наперед и любуюсь видами. Вдруг наталкиваюсь на кого-то, наступаю этому кому-то на ногу, пугаюсь и оборачиваюсь, но вместо ожидаемой брани раздается многократное: “Сорри!”, то есть “Извините!”. Хотя это я его толкнула, задела и наступила на ногу…
В ответ, конечно же, тоже положено запричитать “Сорри!”, что я тут же и осуществила. После чего мы с пострадавшим раскланялись и разошлись, довольные друг другом.
Потом я не раз сталкивалась с тем, что, если вы случайно нарушили чье-то личное пространство (например, прошли от кого-то слишком близко), человек, которого вы потревожили, обязательно скажет “Сорри!”, будто это не ваша, а его вина.
Подходим мы с Джеймсом к местной железнодорожной станции, а перед нами – метров за двадцать – другая пара уже входит в станционную дверь. И вот они, вместо того чтобы идти дальше по своим делам, ее придерживают и с вежливыми улыбками дожидаются, пока мы ее у них “примем”. Это здесь в порядке вещей. А если вы сами увидите кого-нибудь приближающегося издалека и при этом в спешке дверь бросите, это будет верхом невоспитанности.
На станцию мы пришли не просто так: в Свонедже есть старинный паровоз, который работает на угле, выбрасывает густой дым и таскает несколько вагонов до ближайшей деревни и обратно. Паровоз на угле в Англии – редкость, антик. Джеймс рассказал, что железную дорогу эту за нерентабельностью когда-то давно забросили, а потом несколько энтузиастов стали собирать деньги и восстанавливать ее, а затем отремонтировали и старинный паровоз. Теперь здесь есть даже стилизованная под старину станция с буфетом и магазинчиками и небольшая обзорная площадка со скамейками – сидеть и на все это любоваться. Местные этой железнодорожной веткой страшно гордятся и относятся к ней с большим трепетом: например, когда паровоз тащит свои вагоны мимо соседнего поля для гольфа, игра должна быть приостановлена – не дай бог, мяч угодит в окно вагона или в паровоз. А семьи, приезжающие сюда в отпуск, считают своим долгом обязательно на этом поезде прокатиться. Билеты на него недешевые, но этих денег все равно не хватает, и держится все исключительно на энтузиазме любителей старины.
Вот мы и прокатились на этом старинном поезде. Надо сказать – ничего особенного: ощущение, будто сидишь в обычной старой русской электричке, хоть и непривычно чистой. Но я уж не стала расстраивать Джеймса…
Рядом со станцией маленький рынок. Выяснилось, что открывают его раз в неделю и продают, как и у нас на рынках в России, все подряд: одежду, украшения, косметику, фрукты, мясо, сыры… Мне приглянулись легкие шлепанцы, и, когда я уже собралась было расплатиться за них наличными, тут встрял Джеймс и говорит: “А почему бы тебе не заплатить кредитной картой?” Я смотрю на него с подозрением – он что, шутит, что ли, – на рынке платить кредиткой? Но тут же вижу, что тетушка рядом со мной как раз рассчитывается с продавцом, и он безо всяких проблем принимает у нее кредитную карту.
Больше всего мне понравилось тут копаться в книгах: совершенно неожиданно я натолкнулась на большой, новый, в замечательном кожаном переплете оксфордский словарь английского языка – всего за 3 фунта (около 150 рублей).
Приходим домой, я раскладываю покупки и собираюсь выложить на стол свои новые шлепки. Вдруг Джеймс подскакивает ко мне: “Стой! Погоди! Не надо!” – “Что случилось? – вздрагиваю я. – Чего это ты так переполошился?” Джеймс стеснительно возит пальцем по столу и говорит: “Знаешь, нельзя на стол новую обувь ставить. Это очень-очень плохая примета…” – “А что будет, если положу?” – любопытствую я. “Ну, не знаю… Вообще это к несчастью или, по-моему, даже к чьей-то близкой смерти…” – “Ладно, если так, не буду”, – примирительно говорю я, а сама думаю: “Первый раз вижу, чтобы англичанин верил в какую-то примету…”
Глава 7
Защита прав морских свинок. Английские орхидеи. Официальная тропа. Соломенные крыши и пеньки в горшках. Русская реклама на английских бегах. Знаковый танец. Городские лисицы
Пока мы с Джеймсом завтракаем, по телику показывают преинтересную передачу про морских свинок. Я вообще-то не большой их знаток и любитель, но тут смотрю затаив дыхание. История такова: в Англии на них проводились медицинские опыты – чтобы изучать действие лекарств. Одна старинная семья традиционно растила этих свинок, а потом поставляла их для опытов в лаборатории. При этом свинки у нее жили в чистоте, тепле и сытости. Так вот, английские борцы за права животных сделали жизнь этой семьи невыносимой: калечили и поджигали машины, писали гадости на доме, засыпали угрозами. Семья не сдавалась: помимо того что этот бизнес приносил им деньги, они верили, что людей надо лечить, а чтобы правильно лечить, этому нужно учиться, хоть и на морских свинках. Закончилось все плохо. Борцы за права животных раскопали могилу интеллигентной старушки – недавно похороненной бабушки нынешних владельцев бизнеса, – выкрали ее труп и объявили, что не вернут, пока семья не прекратит продолжать выращивать свинок. Семья тогда, конечно, сдалась и заявила, что все, они закрывают ферму. И тут же научно-исследовательские лаборатории впали в панику и бессилие – возникли проблемы с возможностью экспериментировать, а значит, спасать в будущем людей. Теперь морских свинок вынуждены привозить из-за границы…
После завтрака Джеймс вычитывает в местной газете, что сегодня в окрестностях Свонеджа будет экскурсия со специалистом по дикорастущим цветам, и мы решаем к ней присоединиться. Все экскурсанты одеты в нарядные свежевыглаженные блузки и брючки, чистые и новые на вид кроссовки или сандалии. Дамы – с хорошими прическами: будто из парикмахерской прямо сюда, в поход. И вот мы все, человек двадцать, в течение двух часов ходим по полям и лугам за стариканом, который вдруг останавливается, замирает и восклицает: “Боже мой, вы посмотрите на этот редкостный экземпляр!” И тыкает в крошечный цветок, подозрительно смахивающий на лютик. И начинает рассказывать про него всякие подробности, а остальные окружают несчастное растение и по очереди наклоняются к нему, чтобы получше рассмотреть. Затем его фотографируют, взволнованно обмениваются впечатлениями, а мне так кажется – трава и трава, почти не отличается от нашей среднерусской, которую так охотно жуют коровы. Выяснилось, правда, что в этих местах (это на юге-то Англии!) встречаются разновидности орхидей (на мой взгляд, что-то вроде маленького львиного зева) и других редких растений, о чем я никогда в жизни не догадалась бы, не попади я на эту экскурсию.
В какой-то момент наша группа подходит к ступенькам, встроенным в покатый склон, – чтобы спускаться-подниматься было удобнее. К ним с другой стороны в это же время подтягивается большое семейство, и я с удовольствием наблюдаю такую картину: вместо того чтобы бочком просочиться по этой лестнице мимо друг друга, все принимаются уступать друг дружке дорогу и ждать, пока спустится или поднимется другой (одновременно с кем-нибудь еще по лестнице спускаться и подниматься здесь не принято). Все это вносит в передвижение нашей группы сумятицу, и времени на такую простую вещь уходит довольно много. Я к тому моменту знаю, что, если вы вдруг решитесь не дожидаться, а ступите на лестницу с кем-нибудь уже находящимся на ней (по привычке или очень спеша), нужно делать дико смущенный вид и многократно извиняться, иначе ваш поступок будет выглядеть очень и очень грубым.
