Тут раздался звонок в дверь: приехали друзья Джеймса из Свонеджа. Это были наш артистичный бухгалтер с женой, разодетые в пух и прах. Они гнали всю дорогу, чтобы успеть, и в результате приехали раньше всех. Когда они увидели, что тут происходит, на лицах их отразился неподдельный ужас. Теперь-то я понимаю, что они решили, будто я передумала выходить замуж, но тогда мне это попросту и в голову не пришло. Я, как ни в чем не бывало, доела яйцо, извинилась и пошла переодеваться. В подробности и детали вдаваться не буду, скажу только, что под конец переодевания я была в нарядной розовой шляпе, на ноге под свадебным платьем у меня была голубая подвязка, а в туфле – старинный серебряный пенни, одолженный у знакомой англичанки. А еще Виктория дала мне напрокат свои браслет и подвеску на шею. Все по английскому стишку про то, что должна иметь при себе невеста: something old, something new, something borrowed, something blue and a silver penny in the shoe. Ветка уложила мне волосы на макушке (хотя под шляпой их все равно не будет видно) и напихала таблеток и носовых платков в сумочку.
Цветов мне, кроме русских друзей, никто не подарил, но я особо и не расстраивалась – с цветами на свадьбу здесь приходить не принято: невесте их некуда девать, и держит она обычно только букетик, специально заранее подготовленный и подходящий к наряду. Зато все гости притащились к нам на шампанское с подарками. Вот подарки дарить (с открыткой от кого) – обязательно. Но открывать их положено только на следующий день после свадьбы в кругу самых близких друзей и родственников, так что сразу любопытство утолить не удается.
Выпили мы со всеми гостями шампанского, которое интересным образом легло на мои таблетки и простуду, и поехали в ЗАГС на нескольких машинах. Причем мы с Джеймсом ехали на разных: по местным правилам жених и невеста должны приезжать в церковь или в ЗАГС порознь. Вообще-то по-английски в день свадьбы до регистрации они друг друга вообще не должны видеть, потому что это плохая примета, но мне об этом тактично никто ничего не сказал. В ЗАГСе все было очень продуманно, неформально и быстро – недаром мы вчера тренировались! Только у Джеймса дрожали руки и срывался голос. А на праздничный прием мы с ним ехали уже в одной машине.
Сцены в ресторане и торжественный обед опускаю – скучно, если замуж выходишь в третий раз, и нет ничего особенно отличного от обычных праздничных приемов. Удивило, правда, что от жениха все гости ожидали тоста, а потом пытались заставить выступить и меня, – что, с моей точки зрения, было совсем уж ни к чему, – и я стойко и мужественно от этого отказалась. А русских друзей я еще накануне жестко предупредила, что, если услышу хоть одно “горько”, нашей дружбе придет конец раз и навсегда.
Приятно, правда, было прогуляться с бокальчиком шампанского в руке по саду с цветущими магнолиями, гортензиями и какими-то еще неизвестными мне цветущими кустами от ресторана до моря и обратно. И еще под завязку торжеств мы с Джеймсом резали свадебный торт. Это очень важная традиция, и каждая свадьба здесь всегда этим заканчивается. Резать его надо, держась за нож вдвоем. Как кто-то мне объяснил, это значит, что отныне муж с женой все делят пополам: и в богатстве, и в бедности, и в радости, и в горе. Торт был смешным – в четыре яруса, со всякими финтифлюшками, и тоже розовый (прямо под стать моей шляпе).
После всех этих треволнений едем мы, наконец, домой таким составом: Джеймс за рулем, моя сестричка, Саша с Ветой и я на разных сиденьях в машине. Вдруг Сашка, совершенно неожиданно для всех, затягивает: “Ой, цветет кали-и-ина в поле у ручья!” И его жена Ветка послушно, но несколько фальшиво подхватывает: “Парня молодого полюбила я!” А мы с сестрицей, чтобы поддержать компанию (и совсем уже не в тон) присоединяемся: “Парня полюби-и-ла”, вместе пьяно тянем: “на свою беду-у-у!” – а потом все залихватски вопим: “Эх!!!” – и тут я вижу глаза ошарашенного Джеймса в зеркало заднего вида. Все ясно: он, как-никак, когда-то обучался музыке, и, если бы раньше услышал, как мы поем, свадьба могла бы и не состояться…
Наши русские друзья потусовались с нами в Корнуолле еще пару дней, и настало время везти их в аэропорт. Расставаться трудно, и ощущение у меня такое, будто все уезжают и бросают меня здесь, в чужой пока стране, одну-одинешеньку. Джеймс не в счет – он ведь местный…
Часть 4
ГОД ПЕРВЫЙ
Глава 1
Как читать географические названия. Английский юмор. Шутить разрешается только англичанам. Голубые шутки. Правила поведения в очередях
Друзья разъехались, а я осталась в Англии уже в новом качестве: из невесты англичанина, в соответствии с очередной визой в моем российском загранпаспорте, после свадьбы я превратилась в лицо с “разрешением на временное проживание в Великобритании, без возможности пользоваться общественными средствами”.
Мы с Джеймсом окончательно перебрались обратно в Свонедж, поближе к его детям. Работать мне пока не приспичило, а вот местной жизни надо учиться и учиться. Для начала пытаюсь постичь, как следует читать названия очередной местной деревушки, замка или улицы. Делом это оказывается непростым, потому что угадать, как произносится то или иное название, с первого раза практически невозможно, даже если ты всю жизнь изучал этот язык. Например, если вы хоть немного знакомы с английским, как вы прочитаете Warwick? Ну-ну, а надо – Уорик. А вот Beauchamp (для англичан, кстати, нормальное английское слово, без всяких там французских реминисценций) – это Бичем. Зато Beaulieu – Бьюли. Как бы вы прочли Salisbury? А надо Солсбери. A Bournemouth? А нужно Бо-омэт. И вот, мое любимое (это, кстати, милейшая деревушка в Корнуолле) – Mousehole. Знаете, как его прочитать? Нет!! Надо – держитесь! – Маузел… Мы с Джеймсом начали так развлекаться: едем куда-нибудь, и я по дороге зачитываю вслух всякие названия с дорожных указателей. А он меня послушно поправляет, хоть и издевается исподтишка… При этом я пришла к выводу, что никаким логическим, орфографическим или еще каким-то там нормативным правилам произношение английских географических названий не поддается. Можно жить здесь годами и все равно с первого раза не угадывать, как же ЭТО прочитать. Сами англичане притом не понимают, что здесь такого сложного, и им смешны мои проблемы. Правда, справедливости ради должна признать, что и русские имена и названия для них – тоже одно страдание. Сможете догадаться, как местный народ произносит мое простое имя Елена? Вот лишь несколько вариантов: Элейн, Элина, Элэйна, Хелена и вот последний перл: Ульяна (когда он тут прозвучал намедни, я долго оглядывалась, пытаясь понять, о ком же это идет речь).
Еще к чему непросто привыкнуть на первых порах – так это к местным шуткам. Про них в России все конечно же слышали и читали, и у всех нас сложилось определенное представление о тонком английском юморе, которое, как выяснилось, не имеет ничего общего с настоящим положением дел. Англичане, правда, своим юмором очень гордятся, и Джеймс явно считает, что делает мне великий комплимент, когда говорит, что русский и английский юмор похожи. Я притворяюсь, что польщена, но по большому счету с ним в этом не согласна. Они иногда смеются над вещами, которые вовсе не кажутся нам смешными. В этом году мне приходилось наблюдать такую картину: в Шотландии на горнолыжном склоне двое молодых англичан едут на подъемнике и видят, как их приятель несется на сноуборде с горы. Вдруг он падает самым ужасным образом. Падает так, что даже не может подняться, и ему явно очень и очень больно. Я сижу на том же подъемнике, но реакция у нас с англичанами разная: я вскрикиваю от ужаса, а они принимаются дико хохотать и показывать на него пальцами. Происходило это при мне не раз, так что я наконец перестала считать это случайностью или тупостью каких-то конкретных юнцов. Мне до сих пор непонятно, что смешного они находят в том, что их приятель, с большой вероятностью, покалечился.
