Маша утихомирилась внезапно, но вовсе не по совету Миши. Подруга Мила как-то заметила, что, вместо того чтобы гоняться за прошлым, надо заняться настоящим. Неплохо бы для начала посетить врачей, пройти полное медицинское обследование и понять, может ли Мария в принципе рассчитывать на то, чтобы создать в конце концов семью.
– Только это тебя сможет успокоить!!! Понимаешь? Есть еще и нормальные мужики, и семьи еще не перевелись. Сто процентов – ходит по этой земле твоя половинка, ходит где-то. Слушать тебе больше некого, мы с тобой уже столько лет знакомы, я тебе добра желаю, и возможность убедиться в этом у тебя была. Мать твоя сдулась – не прошла испытания деньгами и мужиками...
Милка была права. Мать, действительно, давно утратила человеческое обличье и даже за деньгами уже не приходила – не могла. Маша передавала ей деньги на пропитание и проживание через соседей, которые добровольно взялись контролировать наличие продуктов в холодильнике у соседки-забулдыги.
Через неделю после резкого вмешательства Милы Маша легла в диагностический центр, чтобы привести себя в порядок. Она решила начать новую жизнь.
Прошло довольно много времени, прежде чем депрессия осторожно начала отступать: Мария потихоньку стала мечтать о будущем. «У меня все еще впереди. Милка права – жизнь в тридцать лет не заканчивается. У меня наверняка будет семья, и много-много детей. Я рожу столько, сколько пошлет Бог, я буду самой лучшей матерью в мире и очень хорошей женой. Маша стала с увлечением читать кулинарные книги, пытаясь запомнить наизусть рецепты бухарского плова, борща с пампушками, пельменей с телятиной, теста для домашней лапши... Мария почти воспряла. Пребывание в клинике пошло ей на пользу. Если бы не анализ... Если бы не этот чертов анализ, который ее заставили пересдавать три раза. Когда былая прыть и напористость почти вернулись к Маше, она стала требовательной и бескомпромиссной:
– Что за черт, вы можете мне сказать, почему с первого раза нельзя сделать правильный анализ? Я что, не так лежу, или стою, или я тухлятиной питаюсь? Что не так?
– Не кричите на меня, – тихо отозвалась лаборантка. – Я не имею права говорить, что у вас так или не так – я не ваш лечащий врач. Но если вы не прекратите кричать, я скажу.
Маше почему-то стало страшно, она вмиг собралась и тихим голосом, почти шепотом, сказала:
– Я не буду, простите. Но очень прошу, скажите, почему меня не отпускают!
– У вас рак, – ровным голосом ответила лаборантка и вышла.
Маша осела на пол и потеряла сознание. Очнулась уже на кровати, вокруг нее хлопотал дежурный врач.
– Ну что, получше? – обрадовался он, увидев, как пациентка приоткрыла глаза.
Она застонала и вдруг вскрикнула, вспомнив события, предшествовавшие обмороку:
– Доктор, скажите честно, это правда, что у меня... – Она снова разразилась рыданиями.
Доктор, дежуривший уже вторые сутки, не мог понять, что случилось с пациенткой, которая раньше отличалась достаточно спокойным и выдержанным, скорее близким к депрессивному, поведением.
– У нас в принципе не принято скрывать от пациентов их диагнозы. Но только после того, как мы получаем стопроцентный результат. Понимаете? – доктор пытался отвлечь пациентку скороговоркой: – Я сейчас посмотрю, что у вас там после последнего обследования. Но не стоит так волноваться, мы же в двадцать первом веке, медицина – на грани фантастических открытий, сегодня мы действительно можем творить...
– Бросьте меня успокаивать, – перебила больная. – Я хочу знать. Мне нужно знать!
Доктор стушевался под взглядом молодой женщины. Кто-то сейчас узнал бы Мисс Почин из далекого прошлого.
– Хорошо, хорошо, не нервничайте, я сейчас все уточню.
Вернувшись в палату с историей болезни, доктор застал молодую женщину сидящей на кровати с очень прямой спиной и качающейся взад-вперед, как китайский болванчик.
– Что, нашли? – спросила она, даже не повернувшись в сторону вошедшего.
– Да, вот! Давайте вместе смотреть.
Он полистал страницы.
– Действительно, у вас неприятные подозрения на опухоль, но я уже говорил – мы в двадцать первом веке! Сейчас можно творить чудеса – медицина и творит.
– Замолчите, доктор. Скажите только одно – я смогу иметь детей?
Она по-прежему не смотрела на него.
Тот тихо выдохнул:
– Не знаю... Точнее – вряд ли. – Врач почему-то не мог соврать этой нервной особе.
– Спасибо, доктор.
На следующее утро Маша сбежала, точнее, спокойно уехала из диагностического центра. Все, что ей нужно было установить, она для себя узнала.
Начало конца
Мозг легко берет на вооружение стереотипы, базируется на них для обеспечения следующего уровня деятельности и в то же время, пока может, пока есть богатство, борется с монотонностью.
Н.П. Бехтерева
На этом повествование Маши прервалось. Генрих ни разу не прервал свою пациентку. Арина, подслушивая у косяка, забыла, что является нелегальным слушателем, посему откровенно сморкалась в платок и вытирала слезы. Ей было жалко девку, обреченную на смерть. Арина свято верила в теорию баланса мировой энергии, которую яростно пропагандировал Генрих. – Кто там? – раздался голос ученого, явно недовольного посторонними звуками в лаборатории. – Простите, я вам хотела предложить чая или кофе. – Арина знала, что ее ложь абсолютно прозрачна. Генрих не допускал присутствия воды или еды в рабочих помещениях. Однако ученый не обратил внимания на пояснения. – Очень хорошо, что вы здесь, Арина. Я как раз закончил беседу с пациенткой, и, боюсь, мне все ясно. Что-то мне захотелось передохнуть, закройте все пораньше. Я уйду из лаборатории через пятнадцать – двадцать минут.
Арина чуть не потеряла дар речи. Такого еще не бывало! Чтобы Генрих сам добровольно покинул лабораторию раньше времени или попросил кого-то закрыть помещение без своего присутствия!!!
Загадка разрешилась быстро – Генрих уходил с Машей. Буквально уходил вместе с Машей: подавал ей пальто, открывал дверь и вообще вел себя так, как будто они знакомы сто лет. Нет, точнее, он вел себя так, как будто наконец-то нашел свою мечту, или потерянного ребенка, или счастье.
У него давно не было таких умиротворенных и счастливых глаз. Арина поняла: произошло то, чего она боялась: глупый мальчишка Генрих решил, что влюбился. Этого не случалось со времен Эльфиры. Ну почему, почему бедного гения тянет на таких поганых, испорченных женщин? Так думала простодушная Арина, не подозревая, какие муки испытал Генрих, переживая их вместе с Машей Почин во время ее рассказа. Он буквально прожил ее жизнь, ненавидя пузатого Заблудного Мишу, выходя на захолустный подиум в поисках счастья, раздеваясь в тесных, пропахших потом закутках ночных клубов и гримерок...
После странного ухода хозяина лаборатории мозга ее обитатели неуклюже засуетились, словно предчувствуя приближение необъяснимых и страшных в своей непредсказуемости перемен. Лаборантки, то и дело натыкаясь друг на друга, пытались привести помещение в обыкновенный стерильный и причесанный вид; Максим не очень удачно притворялся, что наводит порядок в «машинном отделении»; Арина, тупо уставившись в одну точку, демонстрировала редкое безразличие к действиям подчиненных, более того, она внезапно подозрительно привычным движением запустила руку в кожаный карман кресла и, достав оттуда серебряную фляжечку, сделала большой глоток содержимого. Распивать и даже хранить в лаборатории спиртные напитки было строго запрещено, эти правила с особым рвением установила и контролировала их соблюдение сама Арина. Очевидно, дело обстояло совсем плохо... Когда главнокомандующий нарушает заведенные им самим правила, ничего хорошего это не предвещает...
