«Какой идиот это написал?» – подумал Генрих и раздраженно пролистнул несколько страниц в поисках автора. Статья была опубликована за подписью какого-то Сергея Антонова.
«Снова Сергей, – подумалось ученому. – Может, и правда, не будет ничего плохого, если я поеду в обитель...»
Отец сергей
А что вообще с чудесами? Неистребимая вера человечества в чудеса и таинственные явления может расцениваться как детская погоня за мечтой, синей птицей Метерлинка. А может быть – и как стремление человека и человечества понять мир во всей его действительной полноте, во всем его удивительном многообразии!
Н.П. Бехтерева
«Боже мой, какая красота», – думал Генрих, глядя из окна своей темно-синей «Тойоты». С утра ленивое солнышко вступило в фазу рабочего дня и не на шутку припекало. Казалось, все вокруг радуется этому нежданному подарку и наверстывает упущенные за месяц погожие деньки. Молодая зелень листвы приветливо шелестела, будто приглашая на прогулку. Сразу за лесом открывалась широкая поляна, за которой виднелась искрящаяся на солнце переливчатыми дорогами зеленоватая гладь реки. Генрих испытал непривычную, какуюто неземную радость. Даже не радость, а эйфорию. Ему вдруг захотелось, как маленькому ребенку, бежать по зеленой траве навстречу разливу, широко раскинув руки и крича в голос. Поймав себя на этом, Генрих смутился, а потом удивился. Все эти ощущения были давно забытыми, детскими и неожиданно приятными. Генрих вдруг подумал, что слишком много новых впечатлений испытал за последнее время. Эльфира, откровения Мусорщика, священник...
Найти отца Сергея действительно не составило труда. Первый же послушник, копавший какие-то грядки, подробно рассказал несложную дорогу к дому Сергея.
– Хотите, я проведу вас? – любезно предложил он.
– Спасибо, спасибо, я найду, – уверенно отклонил предложение Генрих. Ему хотелось прогуляться одному. Уж больно красиво было вокруг. Узенькая тропинка была тщательно ухожена. Было видно, что сначала ее протоптали, а потом облагородили. Пытливый ум ученого впитывал и анализировал каждую деталь. Тропинка петляла вокруг кочек и ям, замысловато вписываясь в естественный ландшафт, и неожиданно заканчивалась. Видимо, не один десяток людей каждый день утрамбовывал почву, стремясь получить ответы на безответные вопросы. Генрих поднял глаза и уперся взглядом в проем ворот. Самих ворот не было, от дверей остались только коричневые ржавые петли. Глядя на них, легко было представить режущий звук, который при жизни издавали ворота, сталкиваясь с необходимостью проявлять гостеприимство. Метрах в пяти от входа покоился симпатичный деревянный домик, там тоже была открыта дверь. Ученый неуверенно остановился возле нее. Никаких средств для оповещения хозяина о появлении гостя он не нашел, поэтому решил просто постучать. Генрих не успел поднять руку, как услышал знакомый мягкий баритон:
– Добро пожаловать! Как добрались?
Отец Сергей, одетый в обыкновенные джинсы и черную рубашку навыпуск, выглядел совершенно городским жителем. Никто бы не подумал причислить его к мастодонтам от Церкви, увидев в таком облачении.
Генрих замешкался, оглядываясь в тесных сенях.
– Проходите, проходите. Не стесняйтесь, это – дом для всех, – приговаривал священник, указывая рукой направление. – Хорошо добрались?
– Да, спасибо. Дорога – одно удовольствие. Как ни странно, машин очень мало, – констатировал Генрих.
Сергей спокойно улыбнулся и произнес:
– Я ждал вас. – Он сказал это так, будто сам и обеспечил ученому легкий путь и отсутствие машин на дороге.
– Честно говоря, я удивился, когда вы окликнули меня. Я ведь даже не постучал! – Генрих потихоньку поддавался чарам открытости отца Сергея и волшебной красоты окружающей природы. Он прикусил язык, когда осознал, что может быть уличен в вере в чудеса.
Священник засмеялся, словно опять прочитал мысли Генриха.
– Никакого чуда здесь нет. Я вас в окно увидел, еще когда вы по дороге шли. Так что все вполне объяснимо.
Генрих вздохнул с облегчением.
– Да что же мы стоим! Пойдемте за стол, надо перекусить с дороги. И пообщаемся заодно.
Они прошли в светлую комнату. В ней не было ничего особенного, кроме иконостаса. Всего одна икона Божьей Матери, но какая! Изнутри будто лился мягкий спокойный свет, озарявший лицо Божьей Матери и даже создававший некоторый светлый ореол вокруг самой иконы. Генрих засмотрелся и остановился. Отец Сергей не мешал ему. Через минуту он сказал:
– Это работа чудесного художника Василия Белого, моего большого друга. К сожалению, его больше нет. Сильно пил. Но когда работал, цены ему не было. Всего пятнадцать икон за свою недолгую жизнь написал. Но какие! Эта – моя любимая. Он все нутро вложил в нее, чувствовал – последняя... Знаю, что от всей души он ее писал, как отчет за жизнь свою непутевую, вот и получилась она такой – как живая.
Отец Сергей перекрестился и чуть наклонил голову. Это получилось абсолютно естественно, и в этом действии Генрих не уловил ни тени фальши или демонстративности. Сергей помолчал, видимо вспоминая усопшего, и вдруг как-то встрепенулся:
– Присаживайтесь! Вот, как говорится, чем Бог послал. Угощайтесь.
Нехитрая закуска в виде домашних солений, прозрачных, налитых красным соком бочковых помидоров, готовых лопнуть от малейшего прикосновения, белых пухлых моченых яблок, хрустящих малосольных огурчиков и дымящейся картошки в мундире, казалось, то, что надо именно здесь и сейчас.
Генрих испытал острое чувство голода, ему вдруг захотелось есть, жадно хватая руками все, что было на столе. Отец Сергей, хитро улыбаясь, заметил вдруг:
– Правда ведь, как в детстве? Хочется есть прямо руками? – Сам он, нисколько не сомневаясь, взял соленый помидор и прокусил его, всасывая сочную мякоть с аппетитным звуком.
Генрих подумал, что Сергей даже не прочитал молитву.
– Не сомневайтесь, друг мой, отведайте наших разносолов. К сожалению, пост, мы не можем подавать мясо и рыбу. Но ведь и так неплохо? – Отец Сергей вопросительно смотрел на ученого, опасаясь, что тот сейчас потребует телячьей колбасы, тамбовского окорока или гусиной печени.
– Да вы не беспокойтесь, я всю жизнь на посту, – ответил Генрих. – Для меня домашние соленья – вроде даже и праздник, а не ущемление в правах. – Генрих нисколько не кривил душой. Последний раз он пробовал вареную картошку с малосольными огурцами, когда ездил в гости к бабушке в деревенский дом под Ростовом. А было это... В общем, давно. Генрих не любил вспоминать о детстве, тем более о юности.
Генрих осторожно взял помидор, осмотрел его со всех сторон, аккуратно поднес ко рту, представил себе, как через мгновение соленый красный сок брызнет на его вкусовые рецепторы, оставляя в мозгу желание усилить поток солоновато-пряной жидкости с мякотью томата, как после первого нажима зубами помидорный сок с мелкими семечками будет постепенно выдавливаться в рот, пока в руке не останется никому не нужная красная шкурка бывшего важного синьора-помидора.
