– Лучше достань бокалы. Не надо меня успокаивать.
Я молча проследовала на кухню. Надя появилась, когда стол был практически накрыт – в смысле на нем стояла пара хрустальных коньячных фужеров Riedel.
– Что смотришь, наливай. Надо помянуть. – Она говорила так, как будто это у меня разбился муж в авиакатастрофе, причем около года назад. Я взяла у нее бутылку Hennessy и налила по капле в оба бокала. Надюшка молча выхватила у меня бутылку и долила бокалы почти до краев. Мы молча отпили. Я не знала, что сказать.
– Надь, ну я и так знаю, что ты сильная… Может, тебе поплакать?
– Я же тебе сказала, что мне не хочется плакать. У меня слишком много забот, чтобы тратить время на слезы.
– Ты имеешь в виду похороны? Этим, слава богу, есть кому заниматься.
– Я не это имею в виду. Черт, немного отлегло. – Она сделала еще глоток, практически осушив бокал до дна. – Ты знаешь, что он сидел на последнем ряду, который горел? Все остальные, кто сидел дальше в хвосте, спаслись, по крайней мере, остались живы. Кто-то в больнице, кто-то дома отходит, а Костику не повезло. Да и вообще… странно все это… он в принципе не летает экономом…
– Какой ужас! – Я не кривила душой, у меня еще никто из знакомых не разбивался на самолете, тем более что я сама панически боюсь летать. А теперь авиация и вовсе лишилась меня как потенциального пассажира.
– Ужас не в этом. – Надя уставилась в одну точку прямо перед собой. – Два года назад у Костика появилась молодая телка. Ему 48, ей 21, в принципе нормальная пара по нынешним меркам. Наши приятели попросили помочь устроиться дочке на работу. Костик помог.
– Откуда ты знаешь?
– Откуда? – Она горько ухмыльнулась. – Он прожужжал мне все уши, какая она тупая, эта Олеся. Как ей будет тяжело жить, как хорошо, что наша Катюня не такая, что даже при таких внешних данных, оказывается, можно вызывать отвращение у людей одной лишь тупостью. Как родители допустили, что молодая девочка настолько неразвита, не читала элементарных книг, не знает ни одного языка, не умеет общаться, одеваться, не может даже сварить яйцо всмятку. Блин, какая я дура, я еще тогда могла догадаться, когда он сказал про яйцо. Это ведь его любимое блюдо на завтрак, особенно с похмелья. Но я думала, он фигурально… Да ладно, черт с ним.
Я была в шоке от новости, но знала, что о покойниках – или хорошо, или никак.
– Надь, уже ведь все равно, погорюй и забудь об этом.
– Подожди, я дорасскажу. Просто чтобы ты не думала, что я сволочь. Ты знаешь, какие у нас были отношения. И все видели их такими. А полгода назад мне открылась истина. Наверное, для чего-то это было нужно. Костик пришел пьяный в стельку и упал на кровать без памяти, чего с ним не случалось несколько лет. Его мобильный просто разрывался от звонков. Короче, я подошла, естественно, звонила веселая молодая телка с сильным хохляцким акцентом. Я очень вежливо сообщила ей, что Костенька (она его так назвала) дома и неважно себя чувствует, пусть она позвонит ему завтра. Ты знаешь, что ответила эта мразь? – Я промолчала, только вопросительно подняла вверх правую бровь. Надюшка продолжала: – Эта тварь спросила: «А вы, наверное, его жена?» – «Да, а что?» – «Тогда вы наверняка увидите его завтра, передайте ему, пожалуйста, что я уже засыпаю, думаю только о нем и очень его люблю». – Надюшка сглотнула комок. – Ты себе не представляешь, чего мне стоило сдержаться, но я была холодна как лед, я сказала ей: «Для того чтобы выполнить эту просьбу, мне нужно хотя бы знать, как вас зовут, он ведь может и не вспомнить». Эта гадина засмеялась – нагло, вызывающе и счастливо – таким смехом, каким может смеяться только полностью уверенная в себе и в своем будущем баба. «Он вспомнит, меня зовут Олеся», – и положила трубку… После этого были еще звонки и, наверное, сотня SMS, но мне больше не хотелось беседовать с Костиными любимыми женщинами, такое открытие цепляет за душу настолько, что мир мгновенно переворачивается с ног на голову. Весь остаток ночи я просидела, обхватив голову руками и разглядывая его пьяное лицо. Нетрудно догадаться, что главной темой моего анализа был один и тот же вопрос: «Как ты мог, как ты мог, как ты мог…» Ответа я не получила, отвечать было некому. Потом были слезы, разговоры, Костик клялся, что его с этой тупой овцой ничего не связывает, что он уже давно собирался с ней расстаться, только я должна дать ему срок, он не может ее бросить в один миг, сделает это постепенно, до конца лета у них все это закончится, – я, как дура, ждала. Не хотела позора, огласки, и вот настал конец лета. Итог их отношений ты знаешь… А мне, мне-то что делать…
Надя перевела дух.
– А вчера мне позвонила Люся… она жена водителя Костика, моя родственница, мы с ней дружим.
Это я устроила ее Сашку к Косте водителем. Люся благодарна мне по гроб жизни. – Я подумала, что мы слишком легко бросаемся словами, а Надя монотонно продолжала: – Люся сначала расспросила, как дела, где Костян, почему я не летаю с ним в командировки и так далее, а потом выпалила на одном дыхании: «Все, Надь, нет больше сил молчать. Не могу каждый раз, встречаясь с тобой, прятать глаза и делать вид, что ничего не знаю». Я, конечно, притворилась, что не понимаю, о чем она. «Да брось ты, как обычно, знают все, кроме нас. Короче, твой собирается подавать на развод, а мой для него все ездит за документами. Сказал, что прилетит из Иркутска – и в суд, потому что с детьми только через суд разводят. А полетит он со своей дохлой недоучкой Олесей, я видела билеты. Так что вот…»
Веришь, Ань, у меня даже истерики не было. Мне стало гадко так, ну я знаю, что такие дела у всех, но зачем эти обещания. Зачем эта возня за моей спиной, не мог сразу сказать, неужели он меня плохо знает… Я же вменяемый человек, у нас детей трое… Эх… – Надюшка опрокинула рюмку. – Ты знаешь, нехорошо так говорить, но я рада, что это произошло.
– Надя, перестань, бог с ними, их уже нет.
– Вот именно, их. Ты понимаешь, это все не просто так. Сейчас похороним со всеми почестями, как будто ничего и не было, и – никакого позора. Я – молодая богатая вдова, скорбящая без слез.
Уууй, Анька, как тяжко, как противно, выть хочу…
Я легонько погладила Надюшку по голове.
– Повой, Зай, хочешь, повой.
Надя начала всхлипывать. Я прижала ее голову к своей груди.
– Какие же они суки, – сквозь всхлипывания прорывалось Надькино горе, – какие суки. Убивают нас медленно и постепенно, превращают нас в свои бессловесные придатки, а потом… – Она завыла. Громко, мотая головой из стороны в сторону. Я не мешала ей. Я не могла и не хотела ставить себя на ее место, я просто ждала. Она закончила так же внезапно, как и начала. – Все! Хватит! Большего ему не будет. Давай, пусть им там будет хорошо. – Она тряхнула головой и выпила еще.
Я не переставала удивляться поворотам человеческих судеб. Еще несколько месяцев назад Надюшка, по натуре типичная домохозяйка, была преданной овцой Кости Германа, отъявленного сибарита и прожигателя жизни. За годы нашего знакомства единственным поступком, который не соответствовал Костиному стилю жизни, был его полет эконом-классом в Иркутск. Все остальное, по крайней мере известное мне, полностью характеризовало его как человека, который не мог отказывать себе даже в маленьких удовольствиях. Если в ресторане Костик сомневался в выборе между несколькими блюдами, то заказывал все – in the middle of the table – и в итоге съедал все сам. Он любил жизнь и комфорт и вообще был, что называется, везунчиком. И вдруг этот промах с выбором рейса. Впрочем, сибариты, наверное, редко бывают суеверными. Вряд ли отсутствие билетов бизнес-класса могло быть воспринято Костиком как дурная примета…
