– Ну ладно. – Мама тоже пошла подкраситься, ей хотелось понравиться потенциальному жениху. Она не знала про аукцион, про вторую свадьбу Миши Шопенгауэра, про способы обретения счастья и про драгоценный пистолетик. Но она знала многое другое: она знала, что для счастливой жизни нужно не так много. Солнце одно, жизнь быстротечна, люди разные и сами придумали проблемы. Да, еще она была остервенелой анархисткой, не признавая ни Бога, ни черта, ни партии, ни гороскопов.
…Когда затренькал домофон, мама суетливо побежала открывать, а я замерла в позе языческого идола на коричневом диване. В квартире пахло пельменями и мамиными духами.
Из прихожей донеслись приветственные возгласы, я решила, что неплохо было бы присутствовать при церемонии знакомства, и на деревянных ногах проследовала в коридор; по пути я думала о том, что картина на стене прихожей выглядит аляповато, что на зеркале стерлась позолота, что ковер в столовой слишком вычурный, а я без каблуков – не такая длинноногая. По ходу я приподнялась на цыпочки и тут увидела его, вернее, два огромных букета цветов, которые отгораживали моего кумира от его новых поклонниц – меня и моей мамы. От волнения у меня задрожали губы и похолодело в животе. Мама взяла цветы и занялась ими, а я тупо уставилась на спустившегося с небес Аполлона и не знала, что сказать. Он опомнился первым:
– Аня, я не ожидал, что так скоро вы окажете мне честь быть представленным вашей маме. – Тонкий намек, сейчас соображу, как поймать хлопочущую маман и установить ее в позицию «приятно познакомиться».
– Здравствуйте, Ваня. Я тоже не ожидала встретить в вашем лице любителя домашних пельменей. – Он улыбнулся, мне стало легче. – Можете не разуваться, проходите.
Я не люблю напряженный момент мужского разувания, никогда не знаешь, что тебя ждет после снятия любимым мужчиной ботинок. О, это целая наука: у него могут оказаться носки не того цвета, с полинявшими или застиранными пятками, или шелковые гольфы по колено, или съехавшие и болтающиеся на пальцах лишние сантиметры, или вообще протертые хлопчатобумажные портянки советского образца. Словом, лучше не искушать судьбу. Иван, видимо, был уверен, что с носками у него все в порядке, поэтому непринужденно снял обувь и уставился мне в глаза:
– Проводите меня, Аня, я мечтаю о маминых пельменях с детства. – Он как будто знал, что я все знаю…
– Давайте посмотрим новости, а мама тем временем все приготовит.
– С удовольствием, – сказал он, присаживаясь на край дивана. Иван смотрелся Гулливером в обыкновенной трехкомнатной квартире моих родителей, но стоит признать, что он был очень экологичным Гулливером. – Вы знаете, Аня, я весь день думал о вас, и хочу заметить, что не отношу себя к людям, которые бросаются словами.
Я вопросительно посмотрела на него. Сегодня я могла позволить себе корчить какие угодно рожи – жеманничать, кокетничать, надувать губки, – Инга подготовила меня по полной программе. Но почему-то я не воспользовалась предлагаемым набором женских инструментов, а просто сказала:
– У меня такое ощущение, что мы знакомы несколько лет и я знаю вас как себя.
Он не отводил от меня взгляда.
– У меня – такое же. Давайте на «ты», раз мы так хорошо знакомы. – Он улыбнулся, показав длинные белые крепкие зубы, как у Джека Николсона. Господи, в нем не было ни одного недостатка.
– Конечно, давайте, я уже в прошлом году хотела вам предложить, но стеснялась.
– Аня, как хорошо, что мы познакомились!
Мама принесла пельмени. Мы с Ваней набросились на еду, как будто только что вернулись из поволжских лагерей. Он ел быстро, но очень красиво, управляясь с ложкой, как будто это – обычный прибор для употребления пельменей в пищу. Мама хлопотала, как на официальном приеме, скомпрометировав меня только один раз:
– Аня, хорошо, что у тебя не пропал аппетит, я положила тебе совсем немного, смотри, как Иван профессионально орудует столовыми приборами.
Я видела, но мне уже совершенно не хотелось пельменей, в жизни есть другие радости, и кажется, они не заставят себя ждать.
Потом мы пили чай с прозрачным оранжево-желтым абрикосовым вареньем и сгущенкой и рассматривали мои детские фотографии, отпуская шуточки по любому поводу. Нам снова было хорошо, даже маман порхала по комнатам, как опереточная фрейлина.
Наша оперетта подошла к концу около десяти часов. Мне было пора отпускать няню, а Иван, видимо, не мог придумать, чем заняться с моей мамой, оставшись наедине. Мы тепло попрощались и вышли из металлического проема вместе с Иваном. Надеюсь, вы понимаете, какие ощущения испытывает человек, оставшись наедине с объектом вожделения в маленьком лифте, особенно когда объект упирается в тебя голубыми глазами с расстояния в сорок сантиметров. Я не привыкла быть заложником ситуации, нам предстояло проехать вниз еще двенадцать этажей, со мной был мой враг – мой язык, поэтому он спросил:
– Ваня, пристальный взгляд – это специальная техника гипноза или просто шоковая терапия?
Он засмеялся:
– Мне нравится рассматривать красивые лица, кроме того, я немного близорук, а у нас, близоруких, есть такая манера. Это тебя нервирует?
– Нет, мне просто любопытно, но я удовлетворена ответом. – Я отметила, как легко он сообщил мне о своем единственном недостатке, который автоматически превратился в достоинство.
– Аня, – Ваня поправил воротничок моей куртки, – наверное, будет нескромно пригласить тебя сейчас ко мне в гости на чашечку кофе.
Я подумала, что если бы не пельмени – отнюдь, но вслух не сказала. Сказала так:
– Завтра, мне кажется, было бы очень даже скромно. – Терпеть две недели, как положено любой приличной голддиггерше, не было сил.
Он снова засмеялся. Лифт остановился на первом. Иван пропустил меня вперед и открыл дверь подъезда, мы остановились возле знакомого ему «лексуса». Я открыла дверцу и поставила сапог на подножку, Ваня молчал, – я подумала, что, наверное, поторопилась с готовностью попить кофе. Он осторожно, но властно взял меня за руку и, приблизившись к моему уху, тихо сказал:
– Слышишь меня, я хочу, чтобы сегодня было завтра. Один поцелуй на прощание. – Я подумала, как хорошо, что мы оба ели пельмени, и осторожно прикоснулась губами к его губам. Мы не могли оторваться друг от друга целую вечность, наконец я оттолкнула его от себя и прошептала:
– Ты же не хочешь, чтобы я умерла до завтра?
– Ох, у тебя искры из глаз! Конечно не хочу.
– Тогда я жду звонка. – Я захлопнула дверцу и дала газ, Иван остался стоять на месте нашего поцелуя. Когда у меня появятся свободные деньги, я, пожалуй, заложу памятную плиту с надписью «от последней свадьбы до первого поцелуя – один шаг». А может быть, просто нарисую на ней банальное сердце и ангела со стрелой.
Настя, Лариса и папа
Я прилетела домой как метеор, мне было весело, я любила весь мир. Настя, моя любимая сонная девочка, чмокнула в щечку свою единственную и неповторимую маму и, пробормотав «Я тебя люблю», упала на кровать как подкошенная. Я некоторое время посидела у ее кровати, радостно думая, что на данный момент все, кто мне нужен в жизни, меня любят. Это называется гармония. В комнату тихонько вошла Лариса, наша няня, пожалуй, это был единственный человек, который меня сейчас ненавидел, впрочем не демонстрируя этого явно. Она получала почасовую зарплату, но иногда ее пребывание overtime сопровождалось проявлением недовольства, особенно в те дни, когда к ней приезжал муж. Видимо, сегодня был тот самый день.
