— Это просто ууужас! — Джейсон недоуменно потряс головой.
— Да уж, — вступил Роб. — Почему ты не захотела, чтобы у Клео были детки?
Стоя на травке, на фоне апельсинового заката, мы с Джинни обменялись улыбками. Мы так подружились, что даже подумывали, а не устроить ли нам новозеландскую версию африканского длинного дома.
[7]
По короткому зигу нашего зигзага мальчишки постоянно бегали друг к другу в гости. Хотя Джинни с Джейсоном жили в роскошном двухэтажном особняке, им обоим, казалось, нравилась наша захудалая халупа.
— Понимаете, — начала я, — кошка может приносить котят три-четыре раза в год. Если бы Клео рожала каждый раз по пять котят, получается, у нас бы появилось двадцать котят за год. Представьте себе, как двадцать котят носятся по дому.
Роб решил, что это было бы просто классно. Когда я спросила, куда бы он положил их всех спать, Джейсон вызвался взять одного котеночка себе.
— Все равно останется девятнадцать, — подключилась Джинни. — А пройдет совсем немного времени, и они сами тоже начнут рожать котят. В конце концов, котят будут сотни, даже тысячи.
— Вот это да! — Роб повернулся ко мне. — Зачем, зачем ты это сделала?
Я постаралась объяснить преимущества стерилизации. Без нее Клео то и дело пропадала бы на свиданиях. Если бы мы попытались ее запирать, она грустила бы и отчаянно орала. Ветеринар объяснил, что операция сохранит ее от многих болезней, даже от рака.
— Тебе-то никто не мешал рожать детей, — выкрикнул Роб.
Этот разговор на медико-репродуктивные темы подтвердил, что верным было наше решение не посвящать Роба в подробности предстоящей Стиву операции, куда более длительной и неприятной, чем у Клео. Больной ни разу не пожаловался, хотя время от времени глаза его туманились от боли. Хирург объявил, что операция прошла удачно, но пока невозможно сказать с уверенностью, достигнут ли результат. Для этого должно пройти время. Стоически пережив период выздоровления, Стив упаковал вещи и отбыл в свой очередной рейс в море.
Клео почувствовала, что мальчики меня осуждают. Она вывернулась из рук, требуя, чтобы я выпустила ее на травку, после чего стала прогуливаться вдоль стены дома, гордая и грациозная, как Наоми Кэмпбелл. Глядя ей вслед, я почувствовала укол вины. Возможно, столь изящное и прекрасное создание, как Клео, имела право оставить в этом мире свое потомство.
— Ты должна была позволить ей иметь детей! — буркнул Роб, сплевывая на дорожку. — Да ладно, Джейсон. Пошли копать.
Мальчиков сдружило то, что оба обожали Клео, а со временем у них обнаружились и другие общие интересы. В частности, они проводили раскопки в углу нашего сада, таком заросшем и запущенном, что я туда раньше и не заглядывала. Заросший тенистыми папоротниками, окутанный запретной тайной — превосходный уголок, где мужчины могли реализовать свою извечную тягу к приключениям и открытиям.
День за днем они таскали из-под дома сначала лопату Стива, потом кирку. В их руках инструменты казались громадными и опасными. В наши дни родителей, пожалуй, привлекли бы к ответственности за то, что беспрепятственно позволили маленьким детям играть с подобной боевой техникой. Но мальчишки были по-настоящему увлечены своими раскопками.
Огненный мяч солнца тонул за горами. Долины, как шалью, покрылись инеем. Город под нами приветливо гудел. Я спросила Джинни, не позвать ли ребят в дом, ужинать, но она только пожала плечами. Копание в земле было слишком важным элементом возмужания.
Хотя я по-прежнему с трудом удерживалась, чтобы не завернуть Роба в мягкую блистерную упаковку и не сдувать с него пылинки, но, по крайней мере, начала понимать, что это ошибочный подход. Необходимо было взять себя в руки и дать свободу, столь необходимую мальчику, чтобы вырасти уверенным в себе молодым человеком. Раскопки в саду продолжались не одну неделю, к вящей радости Раты (единственному среди них эксперту в этом деле). Клео, сидя на ветке, вела наблюдение за жизнью беспечных пташек, пока внизу мальчишки, подражая ковбойской походке вразвалочку, обменивались взрослыми неприличными словечками.
Никто, в том числе и сами мальчики, не знал, зачем они роют эту яму. Ее назначение постоянно менялось. Сначала это был туннель на другую сторону Земли, но довольно скоро строители начали потеть и решили, что слишком близко подобрались к центру планеты. Несколькими днями позже замысел поменялся, и они решили, что ищут сундук с золотом, почти наверняка оставленный здесь капитаном Куком в одном из его путешествий. Еще через несколько дней под домом был обнаружен старый пружинный матрас. Ребята вытащили его и, уложив поверх ямы, соорудили чудовищного вида трамплин.
Мне казалось, что возня с тяжелой сырой землей благотворно воздействует на Роба. Видя его, перемазанного грязью, с сияющей чумазой рожицей, я вспоминала свою бабушку. Мать девятерых детей, она почти всю жизнь провела на своей ферме, небольшом клочке земли. Вот уж, должно быть, хватало ей и тревог, и разочарований. Каждый раз, когда у нее на сердце скребли кошки, она спускалась с крыльца и шла за курятник, на грядки. Любую беду можно избыть, повторяла она, как поползаешь на коленках в огороде, с тяпкой в руках. Этот ритуал, утешение, за которым она обращалась к земле, заменял ей сеансы психотерапии. Ковыряние в вулканической песчаной почве давало ей чувство единения с матерью-землей, с древними ритмами планеты.
Хотя она давно уже умерла, я только сейчас начинала лучше понимать ее, особенно с тех пор, как стала проводить больше времени вне дома, глядя на копающихся в земле ребят.
Повинуясь внезапному приступу оптимизма, я высадила на грядку луковицы тюльпанов. Засыпая их землей, я показала, что верю в будущее. Прополка, полив и подкормка спящих в земле семян — все это демонстрация доверия к матери-природе. Когда из земли появляются зеленые стрелки, огородник испытывает радостное возбуждение, которое отчасти сродни ощущениям матери, только что давшей рождение ребенку. Огородничество — занятие, лучше всего позволяющее человеку ощутить себя богом. Наблюдать, как проклевывается росток, как он развивается, превращаясь в цветок или овощ, все равно что присутствовать при сотворении чуда. Огородникам близка тема умирания, они воспринимают смерть как естественный этап покоя, почти желанный этап жизненного цикла.
С другой стороны, еще одним подспорьем в преодолении жизненных передряг была Клео. Она полюбила высокие места. Когда мы крались по тропинке, чтобы понаблюдать за ходом земляных работ, Джинни вдруг выпрямилась и направила пунцовый ноготь на крышу нашего дома. На самой верхушке печной трубы, как на жердочке, примостился знакомый силуэт.
— Что там делает Клео? — удивилась Джинни.
— Видимо, предается печали из-за стерилизации, — предположила я. — Ей там, похоже, нравится. Клео!
Но наша кошка застыла, как статуя, на фоне оранжевого неба, изящно обвивая хвостом трубу.