Жестко приземлившись на веранде, Клео отряхнулась, не в силах поверить в то, что произошло. Какое право, скажите на милость, имела эта толстая тетка выбросить ее из ее кроватки?
Мама прошла на кухню и наполнила водой электрический чайник. Рата преданно плюхнулась у ее ног.
— Эта кошка придушит ребеночка, — сказала мама.
В окно мне было видно, как Клео вылизывает себя с ног до головы. Без сомнения, она вынашивала план.
— Кошек и маленьких детей нельзя держать вместе, — гнула свою линию мама. — От них столько шерсти. Ты видела? Шерсть везде, даже у Роба на наволочке. Весь дом забит кошачьей шерстью. У детей от этого развивается астма. А когти? Кошки нетерпеливы. Они бросаются и впиваются детям в лицо. Кошки — это не собаки, правда, Раточка? Они ревнуют…
— Клео не ревнует, — вмешался Роб.
— Это пока не появился ребенок, — отрезала мама.
— Клео рада ребенку, — сказал Роб. — Она сказала, что это счастье.
Мамина рука застыла на ручке чайника. Она бросила на меня тревожный взгляд.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она Роба. — Что значит «сказала»? Ты думаешь, что кошки могут с тобой говорить?
— Нет, — быстро вставила я. — Ему просто приснился сон про Клео. Не думаю, что это повод для беспокойства. Ты же знаешь, дети — такие фантазеры.
— Он ведь ужас сколько пережил, — еле слышно шепнула мама в ответ. — Тебе не кажется, что он стал немного странным, а?
— С ним все в порядке, — твердо ответила я, расставляя чашки на подносе.
— Нет, серьезно. Не понимаю, зачем было вешать себе на шею эту кошку, когда многие люди все на свете бы отдали за такую милую собаку, как Рата, — не отступала мама. — Рата — это практически… человек. Еще один член семьи.
Я и забыла, каким ярым, самозабвенным приверженцем собак была моя мама. Рата одобрительно застучала хвостом по полу. Мама права: наша Рата — самая прекрасная собака на свете.
— Когда Рата решает составить мне компанию на вечерней прогулке, мне совсем не страшно, ведь она всегда лает на чужих. Это чудный сторож. А какая шерстка шелковистая. Потрогай, неужели тебе не нравится, какова она на ощупь? А самое восхитительное — как эта собака слушает. Ты замечаешь, как внимательно Рата прислушивается ко всему, что я говорю?
У меня упало сердце. Как же получилось, что молодая женщина, сильная и энергичная, в одночасье превратилась в пожилую даму с седыми кудряшками и в бифокальных очках? Неизменные прежде остроносые туфли на шпильках уступили место практичным мокасинам из мягкой кожи с широкими носками, чтобы не давили на косточки.
Конечно, мама не опускалась и не собиралась сдавать свои позиции без боя. Благодаря природному вкусу (потрясающие жакеты с подложными плечами, массивные украшения) и коралловой помаде, верность которой она хранила всю жизнь, она была настоящей модницей, элегантной даже в свои семьдесят с гаком. И все же раньше она не была такой хрупкой, беззащитной. И самое главное, впервые за много лет она спросила меня о чем-то. Ей не хватало компании, защиты, не хватало того, кто любил бы ее и кого могла бы любить она, но самое главное — ей не хватало внимательного собеседника с парой чутких ушей.
Пока я разливала чай, мама направилась по коридору в нашу спальню, Рата следовала за ней по пятам. По сравнению с ее жизнью, моя просто бурлила — взрослые, дети, звери. А теперь еще и малыш появится. Маме требовалось нечто большее, чем телевизор и вязальные спицы. Ей, как и нам, а скорее всего, больше, чем нам, нужно было исцелиться. Горе бабушки — горе вдвойне: это и боль утраты любимого внука, и переживания за своего несчастного взрослого ребенка.
— Поверить не могу! — вопила мама.
Я поспешила в спальню на ее крик. Клео была тут как тут, она снова уютно устроилась в колыбели. Они с мамой гвоздили друг друга мрачными взглядами.
— Как это ты снова пробралась внутрь? — прорычала мама, не отводя глаз от кошки.
Клео поднялась, завернула кончик хвоста так, что он стал похож на рукоятку старинной водокачки, и зарычала в ответ.
— Может, через окно, — ответила я за нее.
— За кошку отвечаешь ты! — рявкнула мама, подхватывая Клео и недрогнувшей рукой снова выкидывая ее на улицу. — Изволь следить, чтобы дверь спальни была закрыта.
Великая Битва за Колыбель продолжалась изо дня в день. Как мы ни старались следить, чтобы дверь спальни была закрыта, она, казалось, распахивалась сама собой. Клео со своей стороны не упускала шанса проскользнуть в щелку и восстановить свои права, развалившись на новом ложе. Ну а мама постоянно была наготове, чтобы выдворить ее оттуда.
Мои попытки примирить двух разгневанных женщин не приводили ни к чему. Постоянные стычки между кошкой и бабушкой просто сводили меня с ума. Однажды ночью, около двенадцати, я, не в силах заснуть, встала с постели, спустилась в сад и впотьмах принялась искать ручную косилку. Мне нравилось косить газон по ночам, при лунном свете. Это успокаивало (и время от времени давало миссис Соммервиль повод развлечься).
— Места не находишь? — спросила мама на следующее утро. — Верный признак, что дитя на подходе. Ты бы лучше избавилась от этой кошки.
Я бросила попытки их помирить. Мама все равно уже объявила, что скоро уезжает. Прощание, как всегда, было неловким. Наше семейство никогда не отличалось умением демонстрировать чувства. Когда мама устроила чемодан в багажник и выпрямилась, она снова показалась мне такой беззащитной — одинокая старушка в коричневом пальто. Мы обнялись на миг, Рата смотрела на нас, повесив хвост, как приспущенный флаг.
— Береги себя, — шепнула я.
— Ты тоже, — сказала мама, кладя руку с синими венами на водительскую дверцу.
Ей предстоит ехать в одиночестве пять долгих часов, а потом она будет есть яичницу и тосты, сидя перед телевизором, потом возьмет в руки спицы. В одиннадцать, перед сном, выпьет чаю с бисквитным печеньем — получается, за двенадцать часов ей не с кем будет слова сказать. Но мама никогда не жаловалась.
— Ты не хочешь взять с собой Рату? Пусть бы пожила у тебя, — предложила я. — Я советовалась со Стивом и Робом. Они не возражают.
Мама резко выпрямилась и на глазах сбросила десять лет.
— Мне кажется, мы с ней хорошо поладим, верно, девочка? — ответила она, ни на миг не задумавшись.
Рата, которая не сводила с нее преданных глаз, счастливо гавкнула. Кажется, маме такой откровенный подхалимаж пришелся по сердцу.
— Подожди-ка минутку, — спохватилась вдруг мама, снова молодая, повеселевшая. Порывшись, она достала сзади одно из своих вязаных покрывал, зеленое, и разложила его на переднем сиденье. Задрав хвост, Рата вскочила на покрывало и замерла, ожидая, когда же заработает мотор.
Если животные лечат, маме такое лекарство было нужно, как никому. Женщина с серебряными волосами и золотистая собака будут отлично смотреться вдвоем, когда выйдут прогуляться.
