Мы им припомним
…По улице идёт немецкий солдат. Он только что ограбил чей-то дом. Из его карманов торчат серебряные ложечки и дамская кофта. От него разит шнапсом. Этот мерзавец убил раненого русского. Он весело насвистывает «Ах, майн Пупхен». И вот перед ним ломать шапку? Перед его начальником обер-лейтенантом, двуногим зверем, который пытает арестованных? Перед всей окаянной немчурой?
Они наводят револьверы: «Снимай шапку, не то застрелю!» Потом они умилённо пишут в своих газетах: «Русские приветствуют немцев, обнажая головы». Им мало убить — они хотят ещё унизить.
Они не знают русской души. Мы всё им припомним. Мы им припомним не только разрушенные города, мы им припомним и нашу смертельную обиду. Шапками они не отделаются — придётся им расплачиваться головой.
Илья Эренбург.
Германские требования к Франции
ЛОНДОН, 24 ноября. (ТАСС). Как передаёт агентство Рейтер, Гитлер, несомненно, оказывает сильное давление на Петэна и пред’явил ему требования о том, чтобы французские морские базы в Африке и французский флот были предоставлены в распоряжение стран оси, а также чтобы был отстранён Вейган… Основная угроза Гитлера но отношению к Петэну состоит в том, что, если он не уступит, он не получит обратно столицы, — где он так хочет снова обосноваться, а вся Франция будет оккупирована германскими войсками. Корреспондент в заключение пишет, что нет никаких оснований полагать, что в Северную Африку прибыло сколько-нибудь крупное количество германских войск.
От Советского информбюро
…Вечером 29 ноября, воспользовавшись слабой обороной моста через канал «Москва — Волга», танковая часть противника захватила мост в районе Яхрома и прорвалась за канал. Здесь она была остановлена подошедшими передовыми частями 1-й Ударной армии и после напряжённого боя отброшена обратно за канал…
Глава девятнадцатая
Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас. Пресвятая Троице, помилуй нас. Господи, очисти грехи наша. Владыко, прости беззакония наша; Святый, посети и исцели немощи наша, имене Твоего ради.
Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй. Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
Василий, обнажив голову, стоял на площадке перед небольшой каменной церковью, окружённой изящной каменной оградкой с железными воротами. Сейчас ворота были распахнуты, церковный дворик и площадь заполнены людьми. Здесь же рядами лежали погибшие за последние дни воины и мирные жители села. Священник с дьяком вели поминовение усопших.
— Всю ночь служба шла, — беспрестанно крестясь и кланяясь, рассказывала ему закутанная в шаль поверх кацавейки сухая старушка. — Все жители наши сюда собралися. Куды ж ещё-то денешься, на горушке нашей, ежели палят со всех сторон.
— И на второй день, и ночь тоже, — подтвердила молодка с ребёнком на руках.
— А я и войти не мог в церкву. Дверь открыта, а войти некуда! Старые сидят, остальные стоят, — закидывая голову, чтоб не текли слёзы, говорил крепкий ещё старик с кустистыми бровями, небритый с неделю. Он хотел воевать. Но оружия не дали ему…
— Дети малые там, в церкве, и спали…
— Молилися, чтоб вы немцев из села выгнали…
— Спасение наше… Прибежище…
Тремя днями раньше немцы практически беспрепятственно заняли Яхрому. Стоявшая в городе рота, не имея даже ручных гранат, в беспорядке отошла на восточный берег канала. Утром немцы переехали по мосту через канал. Одна их колонна покатила вдоль канала на Дмитров как раз по тому шоссе, где накануне нёс охранение взвод Одинокова. Вторая колонна пошла на Перемилово. С того берега по селу били полевые гаубицы.
Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.
1-я Ударная армия по-прежнему не имела приказа участвовать в боевых действиях. Наоборот, все получили приказ отойти на новые позиции во избежание окружения. Осталась одна артбатарея — перед Перемилово, прямо на линии наступления немцев — батарея лейтенанта Лермонтова, потомка поэта. По каким-то причинам ему приказ не передали. И он, со своими двумя пушками, принял бой.
Снега было много, мороз изрядный: немецкие танки шли в гору тяжело. Пушкари успевали перетаскивать свои орудия. В разгар боя били прямой наводкой, ведь между ними и врагом оставалось метров тридцать. Немцы, потеряв несколько танков и до сотни убитыми, прекратили атаку. Но погибли все артиллеристы, кроме самого Лермонтова.
Рота капитана Ежонкова перекрывала путь на юг, в сторону Москвы. Когда немцы ударили на них, огрызнулись огнём, потом до рукопашной дошло. Враг не прошёл.
Восточнее Перемилова немцев тоже остановили.
Но западную часть и центр села штурмовая группа немцев сумела взять. Отсюда десять танков и пехота двинулись к сёлам Костино и Ассаурово, чтобы дальше идти на Загорск. Оставшиеся в селе немцы подожгли три дома, сигнализируя своим о захвате населённого пункта, и закрепились в первых домах с южного края села.
Вышибли их за канал через два дня, попытались уж заодно сразу взять и Яхрому, однако не удалось… Но дел хватало и здесь: добивали прорвавшуюся группировку, а поскольку распоряжение о взрыве мостов содержалось в приказе Ставки, взорвали мост.
Скоро услыши мя, Господи, исчезе дух мой; не отврати лица Твоего от мене, и уподоблюся низходящим в ров. Слышану сотвори мне заутра милость Твою, яко на Тя уповах; скажи мне, Господи, путь, воньже пойду, яко к Тебе взях душу мою. Изми мя от враг моих, Господи, к Тебе прибегох. Научи мя творити волю Твою, яко Ты еси Бог мой…
Много было погибших, много раненых. Сначала хоронили, просто подорвав мёрзлую землю: сложили тела, засыпали землёй, отметили место. Полушубки, шапки, валенки снимали, чтобы передать пополнению. Новые-то бойцы, как было известно из опыта, приходили одетыми хуже, чем изначальный состав бригады.
А затем к организации похорон подключилась церковь.
Дело было так.
Во взводе Одинокова погибли шестеро, а среди раненых имелся один безнадёжный, Петров. Пока отправляли раненых и собирали убитых — их тогда складывали в южном конце села, — Петров попросил, чтобы взводный его соборовал. Везти его куда-либо на излечение было совершенно невозможно. Положили в избу.
— Не умею я соборовать, Петров, — посетовал Василий.
— Вы сможете, товарищ лейтенант, — прошептал Петров. — За вами сила…
— Я приведу батюшку, — вызвалась одна из местных жительниц. Батюшка, еле живой от усталости, пришёл, распорядился перенести тела к церкви, а сам подошёл к Василию.
