Ее собеседник читает что-то на развернутой хлипкой бумажке и меняется в лице, кричит по-своему, сзывает весь персонал, распоряжается отрывисто.
– Что там? Что там? – тревожится женщина.
– Цунами, мадам! Он написал – цунами!
– Когда?
– Я не знаю. Он долго был тут. Очень долго. Я не знаю. Берите вещи, уезжайте подальше от океана. Мы должны сказать всем!
– Да? Это правда? Вы думаете – правда?
– Бегите от океана, мадам!
Она врывается в номер и хватает дорожные сумки:
– Бежим! Нам надо спасаться.
– А я предупреждал… – начинает муж.
– Не то! Не то! Я все объясню потом.
Оказалось, время у них было. Несколько часов времени. Долгих часов, когда хотелось плюнуть на записку идиота и отправиться на пляж. Их просто сморила усталость, и они крепко уснули в маленьком номерке скромного отельчика, куда завез их таксист по приказу портье «подальше от океана».
В «свой» отель они вернулись через несколько дней. Не ждали, что хоть что-то от него осталось. Хотели просто сказать «спасибо» собственной судьбе на том самом месте. Отель был цел. Крышу сорвало, затопило. Кое-что, по мелочам, утянул океан, возвращаясь в свои берега.
– В нашей гостинице не погиб и не пропал ни один человек! Мы все успели. Спасибо вам, мадам! Вы спасли очень много людей, – улыбка сияла на осунувшемся лице портье.
– А как… тот человек? – вопрос этот волновал ее больше всего.
– Он придет. Он знает, когда надо.
Пока охотничий сезон не начался
Все. Поезд тронулся. Поплыло за окнами изображение, как картинки в телевизоре. Звука только нет. Да и ладно. Звук теперь несколько суток будет один: ды-ды-дым – туки-тук, ды-ды-дым – туки-тук.
Далеко Александр Сергеевич собрался. В Россию. Они на своем Дальнем Востоке Россией называют все, что к Москве поближе. Ну, хотя бы в двух-трех сутках езды.
Дочь едет он замуж выдавать. Третья по счету выходит замуж на его исторической родине – в Подмосковье. Две первые уже по двое внуков ему нарожали. Пацанят. У самого Александра Сергеевича, сколько ни старался, одни девки создавались. Семь штук. Трое теперь, считай, замужних, четвертая на первом курсе в Москве учится, тоже сама по себе не засидится. Он им внушал сызмала: «Никаких гулянок. Замуж – и детей рожать. Парней, девок. Увеличивать население. Россия вымирает». Дед, отец то есть его, всю войну прошел, контуженный вернулся. Только и сумел его да братана заделать. Но им завещал – дети чтоб рождались, пока мочь есть. Прокормить – прокормишь, и ладно. А там – у каждого своя судьба. Кривая вывезет. Главное, народ восстановить по численности.
Вот у брата восемь штук слепилось. По большей части мужиков. У них в роду все крепкие, дородные, приспособленные к выживанию в любых условиях. Чего им не рождаться? Александр Сергеевич, хоть и старше брата на три года, а поотстал. Зато внуками взял. Внуков у него на три штуки больше уже. Да и не вечер еще. Жене велел: «Пока мужчин на свет не принесешь, с тебя не слезу». По крайней мере, двух ему нужно – за отца и за себя самого. И так и будет. Она знает – никуда не денется. Успеть только надо, ему-то уже пятьдесят, жене сорок семь. Младшую три года назад родила – ничего.
Ягодка опять. Он перед отъездом на дочкину свадьбу устроил супруге медовую неделю, чтоб раньше дочери новобрачной понесла. Чувствует – мальчонка на этот раз стопроцентный. Будет, будет! Вернется через три недели домой, жена скажет: «Готово дело! Опять!» И потом ждать всего ничего останется – 8 месяцев. И новый человек. Русский. Новый русский!
Александр Сергеевич смеется. Вот шутка вышла! На свадьбе надо будет тост сказать. За новых русских, мол!
Жене, конечно, обидно. На свадьбы дочерей ездит он один. А как иначе? Вот сейчас на ней три души остались – кормить, приглядывать, блюсти кто будет? Ни детсадов, ни гуляний во дворе непонятно с кем Александр Сергеевич не признает. Дома всегда дела есть. Свежий воздух хочешь – окно открой. Прогулки с семьей должны быть вместе. И спокойней, и безопасней. Народу темного, пришлого поразвелось тьма. Не им же дочерей на растерзание отдавать по собственной воле!
А всем вместе ехать – где денег столько набрать? Да и пустая трата это. Достаточно, что приедет отец. Зять должен не мать, а отца увидеть. Тестя, то есть. Понять, что с ним шутки плохи, с нормальным, настоящим мужиком. Они друг в друге разберутся. Молодой жеребец поймет, что не игрушку ему дарят на время за здорово живешь, а жену вручают на веки вечные, чтоб детей вместе рожать и беречь свое потомство до взрослости. Потешитесь друг дружкой первый месяцок, а потом потянете свой воз семейный. И, глядите, дружно тяните, не в разные стороны, а то у тестя голова на месте, быстро мозги вправит, даром что далеко обитает, а и на самолет копейку прикопит в случае чего.
Скучно Александру Сергеевичу в купе одному. Кто-нибудь, ясное дело, по пути подсядет. А пока один. Как генерал.
Проводница чай принесла. Пора покушать, значит. У него с собой из дому две коробищи еды: ехать-то сколько! Вот и будет санаторий. Ешь, спи, газету читай. Молодей, одним словом, сил набирайся.
Александр Сергеевич достает сало, яички крутые, соленые огурчики, банку домашней квашеной капустки. Хлеб режет толсто. Ну, благодать! Ну, что есть вкуснее! Напридумывали все эти деликатесы, «Макдональдсы» всякие, головы людям заморочили. Жрут в три горла, а все больше хочется. Да возьми картошки вареной, с маслицем разомни, посоли – чего еще надо? И деньги целей. Он не скупердяй, а рачительный. Деньги-то жизнью своей зарабатываются, а что у человека ценнее жизни? Вот и нечего ее в экскременты обращать, в золу.
А у нас любят жизнь с дерьмом смешивать, любят. Чтоб тише сидели. В тридцать лет объявляют себя стариками, все, мол, прошло, как с белых яблонь дым. А раз так – гори все синим пламенем. И, не вглядываясь ни в прошлое, ни в будущее, сгнивают на корню. Что народ оставляет новому поколению? Ведь ничего в себе не пожалели. Одни пищевые отходы, выходит, и оставляет. Посмотреть у них в подъезде: двадцать квартир, полных семей три, включая его собственную. Непьющий отец – он один. Остальные двое – сучки болотные, заняты только заливкой нутра. Дети тощие, зашуганные, нервные. Жены терпят своих уродов из гордости: у них есть, а у других и таких не сыщешь. И правда – остальные семнадцать квартир – матери-одиночки со своими матерями-одиночками и с дитятями-эгоистами. Рвут жилы, будущее созидают. Молются на этих своих нагуляных чад, а те и пользуются бабьей любовью бесстыже, как раньше их отцы неведомые пользовались. Вон, ниже этажом Серега уже на игле сидит несколько лет, а попробуй матери намекни – шею зубами перегрызет от гордости и всю кровищу высосет за нанесенное ее ангелу оскорбление. Будто ни глаз своих нет, ни мозгов своих нет. Придет с работы, пожрет, в сериал отравный уставится отдыхать, типа – дома уют и порядок. А мозги бабьи, куриные. Жизненного опыта: постель, роддом (ай, больно, ай, мука, ой, сыночек народился, ах, счастье), работа. А думает – самая умная! Уверена – она воспитает!
