Сон разума рождает чудовищ… А работа разума в полную силу провоцирует галлюцинации. Профессор потер ладони, чтобы осознать собственную материальность, и дунул в сторону видения. Ладони, теплые и сухие, великолепно ощущали друг друга, а дуновение никоим образом не воздействовало на фигуру, разве что черты ее приняли еще большую определенность.
На первый трезвый взгляд можно было констатировать следующее. В настоящий момент в его комнате находилась светящаяся девица, ростом явно выше его, но очень-очень тонкая, словно прутик. Одета более чем странно: обтягивающее трико лазурного цвета не закрывало даже пупок, а заканчивалось чуть ниже колена. Сверху маленький оранжевый лифик, прикрывающий совсем невыразительные грудки. Босая. В пупке серьга. Над серьгой вызывающая татуировка: двуглавый российский орел с мощными крыльями и когтистыми хищными лапами. На шее болтался непонятного назначения предмет, отдаленно напоминавший серебряную табакерку. Стрижена коротко, как тифозница, чуть-чуть только обросшая волосами после счастливого выздоровления. Смуглая, зеленоглазая. Нет, скорее загорелая, чем смуглокожая от природы, такие ясные беляночки обычно бледнотелы. Левая ее рука прижимала к телу металлическую коробку размером с энциклопедический словарь.
Но позвольте, это явление в любом случае не есть проявление реальности, как бы ясны ни были отдельно взятые черты и фрагменты.
– Не пугайтесь, – очень спокойно и буднично попросила девушка-призрак.
– Я не напуган, я, вернее сказать, удивлен, – вступил в диалог профессор, убежденный теперь в том, что все это ему снится.
Впервые за зиму он протопил печь как подобает, согрелся, перетрудился, вздремнул, и вот результат.
– Я вам не снюсь, – предупредила гостья деловито.
– В таком случае – я вам снюсь, – добродушно парировал профессор.
– Никто никому не снится. Все по-настоящему. И времени мало. Так что, если вы готовы выслушать меня, начнем.
– Ну что ж, и начнем. Представьтесь, милая барышня. С кем имею честь…
– Варвара Володарская, сектор транспортировки, начало третьего тысячелетия, точнее – двадцать первый век, 2012 год.
– Очаровательная точность, – поощрил профессор.
Во сне можно беседовать свободно и раскованно с любым фантомом. Он даже решил, что, проснувшись, обязательно запишет этот милый бред, последнее его вольное впечатление. В пользу гипотезы о сновидении свидетельствовало и совпадение имени покойной жены с именем вестницы из будущих времен. Имя его первой и единственной любви. Натурально, оно первое возникнет в спящем мозгу в процессе формирования сновидения.
– Времени в запасе – чуть больше двух часов, точнее, сто сорок три минуты, и я должна подготовить вас ответить на все вопросы. Давайте не затягивать, – посоветовала мнимая Варвара довольно фамильярным тоном.
– Через сто сорок три минуты за мной придут? – догадался профессор, взглядывая на часы, чтобы засечь время.
Он записал карандашом на уголке титульного листа своего труда – 18.01. Вот проснется и посмотрит, когда ему ждать палачей. Для верности он даже добавил цифру 143, обещанную сном.
– Часы у вас отстают, – заметила Варвара, откинув крышку своей табакерки на груди и глянув на светящийся циферблат, – на пять минут отстают.
– Скорее всего вы правы, они имеют такую тенденцию, но сверить мне не с чем, довольствуюсь этими. Так почему 143, вернее, теперь уже 142 минуты, остается в нашем распоряжении?
– Придут за вами в районе двенадцати ночи. Есть свидетельства. Хотя им не всегда можно доверять. Иной раз вроде стопудово уверена, что будет так-то и так-то, а прибудешь на место – ничего общего, хотя в мемуарах все в один голос. Но чаще совпадает. Так что в этом отношении время у вас есть.
– Что такое «стопудово»? – Профессору не доводилось слышать это слово, и он быстренько записал его на титульный лист под цифрами.
– Это значит «на сто процентов точно», примерно так. Вырвалось. Хотя по инструкции я должна придерживаться лексического запаса времени, в котором пребываю. Но я же живой человек. Иногда никаких нервов не хватит, пока все объяснишь. И все, главное, сразу – «сон», «видение», «какие у вас есть доказательства, что я не сплю». А у меня никаких доказательств, мне самой надо успеть доказательства нарыть, что это тот человек.
А то притащу какого-нибудь хмыря болотного вместо того, кого заказали, переведут в запасные, это, знаешь, сколько бабок, ну, денег – бабки – это деньги у нас, еще грины, зеленые (ну, это про доллары), еще лавэ, бабло, но это уж совсем жаргон, просторечие. Вон Алка так вместо Менделеева перетащила его истопника. Пьяного в сиську. Так-то похож. Борода, все дела. Побеседовать с ним она не могла, лыка не вязал. Она ему: «Вы Менделеев?» А он: «Менделеев спит». И брык – захрапел. Она думает, что это он о себе в третьем лице, ну, алкаши так часто. Тем более что Менделеев типа водку изобрел в ее теперешнем составе, у нас так считают. Ну, думает, раз водку изобрел, значит, пьющий. И потянула. А химикам грант на ученого из прошлого вообще чудом выбить удалось. Они этого бородатого назад даже не смогли отправить, финансирование-то кончилось. Пристроили его в котельную, он как раз не жалуется. А у них – облом века. Все. Жди теперь, когда кто-нибудь о науке подумает. А Алка после всего этого жуткача два года в запасных тренируется. Денег еле-еле хватает, привыкла-то к другому.
– Алкаш – это алкоголик? – зачем-то спросил профессор, понимая, что безумие происходит не во сне.
– Ага. Алкоголик, пьянь. Ну что, будем по делу беседовать?
– У меня такое чувство, что где-то, каким-то непостижимым образом я вас уже видел. Эффект дежавю, если вы понимаете, о чем идет речь, – тревожно отметил профессор.
– Дежавю у нас каждый ребенок знает, профессор. Но у вас другое. Мы действительно беседовали неделю назад. Нашу неделю назад. Предполагалось предложить вам перемещение во времени, когда вам исполнится двадцать три. Вы закончили университет, полны были сил и надежд. И тут появилась я.
– Да-да! Двадцать два года назад! Я вспомнил! Я вспомнил наш разговор, Ваш облик! Вам тогда не удалось убедить меня, что все это реальность.
– Отчего же. Вполне удалось. Вы поверили. Вы вообще тогда быстрее соображали. На будущее возлагали колоссальные надежды. Верили в светлые силы разума и любви, в просвещение народное.
– Но я тогда только женился на Вареньке.
– Вот именно. Вы женились, и уже ожидался беби, доктор принес вам благую весть. Вы, как сейчас, сидели в кабинете и писали в дневнике… О чем вы писали?
– Я писал об энергии счастья. О том, какой могучий созидательный импульс может дать человечеству ощущение счастья.
И я нашел слагаемые этого состояния, я записал их… И потом, на полях, я вывел имя. Имя сына. Я твердо знал, что будет мальчик. Петр.
– И тут появилась я.
– Ваше предложение показалось мне нелепым. Я хотел своими глазами увидеть новый, двадцатый, век, оставалось лишь три года до его прихода, я был уверен, что наступит эра счастья, мы стояли буквально на пороге грядущего. Я ощущал его свет, его зов.
