— Его нет здесь, ибо он в неведении о свадьбе и наших планах. Арториус ап Утэр Пендрагон находится сейчас в Кэрлойле, целиком занятый подготовкой к битве на юге. Когда весть об этой свадьбе дойдет до него, у него не будет иного выхода, кроме как принять ее, ибо я полноправная королева Гэлуиддела, и никто, даже мой брат, не имеет права оспаривать мои решения.
Риона перевела эти слова, глаза Даллана удивленно расширились, но он усмехнулся.
— Даллан мак Далриада отдает должное твоей смелости, королева Моргана, и склоняет голову перед твоим умом. У него тоже имеются кое-какие секреты от родни в Эйре, которая изрядно удивится, узнав о замужестве Килин.
— Раз так, мы сходимся в том, что этот союз желательно заключить без лишних свидетелей, а уже затем поставить мир перед свершившимся фактом?
— О да, — последовал ответ. — Мы совершенно с этим согласны. — Он произнес что-то еще, чего Риона переводить не стала, но девушка очаровательно покраснела, что было видно даже в лунном свете, и застенчиво улыбнулась своему жениху.
Моргана никогда еще не видела Медройта таким счастливым и возблагодарила за это Господа — а вместе с ним и Бренну, которой, собственно, и принадлежала эта идея.
— В таком случае давайте же обсудим условия брачного союза и скрепим это своими печатями.
Они поднялись по длинному, пологому склону к камням, где Клири уже разложил свои пергаменты, перья и чернила. Он засветил масляную лампу, укрытую от ветра за камнем, чтобы лучше видеть свою работу. Даллан мак Далриада одобрительно кивнул, увидев все эти приготовления, и негромко сказал что-то своей друидессе, которая повернулась к Моргане.
— Я была бы признательна, если бы вы сделали копию договоренностей, дабы я могла перевести ее на гэльский.
— Ну конечно.
Договорившись на этот счет, они перешли к делу.
Глава четырнадцатая
Укрепления Кэр-Бадоникуса росли с поразительной скоростью. Ковианна Ним еще ни разу не видела столько людей в одном месте — многие сотни, и с каждым днем их становилось все больше по мере того, как все новые отряды их подходили из срединных королевств, неся с собой оружие и доспехи, гоня длинные обозы с припасами и фуражом, которые немедленно укладывались в только что построенные амбары. Скрипели колесами возы, груженные только что вырубленным камнем из окрестных и удаленных каменоломен.
И никогда еще не приходилось ей видеть такой беспрерывной работы. День и ночь без перерыва длилось строительство, только менялись смены каменщиков и грузчиков, поднимавших тяжелые каменные блоки на вершину холма. Пять поясов обороны, пять напоминавших лабиринт стен росли не по дням, а по часам. Перед внешней стеной вырос целый частокол из колючих сучьев боярышника, который рубили внизу женщины и дети, а потом поднимали на вершину на вьючных мулах, пони, даже на свиньях — на любой скотине, способной нести груз этой колючей пакости.
Все пространство между внешней, первой и второй стенами было вымощено камнем, и швы между ними промазали разогретым варом, дабы сделать их водонепроницаемыми. Над цистернами возвели крыши — в результате получилось огромное кольцо, окружавшее по периметру всю вершину. Сами римляне не постеснялись бы такого сооружения. Но еще до того, как их перекрыли, они начали наполняться водой из неглубоких каналов, избороздивших все восемнадцать акров вершины. Где едва заметными струйками, где веселыми потоками, но вода текла и текла в цистерны.
Мёрддин приказал соорудить множество водяных колес, чтобы наполнять цистерны сверху. Небольшая армия мальчишек приводила колеса в движение: прикрепленные к деревянным ободам ведра черпали воду из узких глубоких ям, куда она стекала, и перекидывали ее через вторую стену. Колеса скрипели, дождь не переставал, а мальчишки распевали песни, чтобы не сбиться с ритма.
Колеса галлон за галлоном подавали воду в первую цистерну, откуда она самотеком переливалась в остальные, расположенные ниже цистерны, постепенно заполняя массивные каменные емкости. Когда стало ясно, что цистерны наполняются медленнее, чем это устраивало Мёрддина, он приказал отрыть у подножия холма множество колодцев и построить новые колеса, чтобы поднимать воду на вершину снизу. Эти колеса, гораздо больше верхних, приводились в действие уже лошадями и не останавливались, пока цистерны не наполнились доверху.
Колеса немедленно разобрали, использовав дерево на балки для перекрытий казарм и прочих построек на вершине холма. В стенах виднелись массивные деревянные ворота — правда, было их заметно больше, чем требовалось. Большинство их были ложными, имевшими целью ввести саксов в заблуждение, маскируя одновременно Мёрддинов сюрприз. Ежедневно в крепость прибывали на взмыленных скакунах гонцы с тревожными новостями о стычках и беспорядках на границах с Сассексом и Уэссексом, о боях, заставлявших саксов двигаться на запад, прямо в расставляемую им западню. Эмрис Мёрддин, казалось, успевал находиться в нескольких местах одновременно, присматривая за работами днем и ночью, прерываясь только на еду и изредка — на сон, да и лишь по настоянию Ковианны Ним:
— Ты лишишься сил, Мёрддин, если не поешь и не поспишь немного. Хлопнешься в обморок — и что тогда будет с Британией? Давай же, ложись, а я спою, чтоб тебе лучше спалось.
В таких — довольно редких — случаях она вела его, шатающегося от усталости, в свои покои в самом первом выстроенном на вершине здании. Вообще-то здание служило лазаретом для пострадавших при строительстве, но несколько небольших комнат отвели Ковианне. Конечно, они с Мёрддином занимались там не только едой и сном. Ему эти игры шли на пользу, взбадривая его — и завлекая все глубже в ловушку, что она ему готовила.
При этом она не забывала высасывать из него секрет за секретом: о чем еще болтать в промежутках между любовными утехами двум одиноким премудрым друидам, которым не с кем больше поделиться таинствами своего ремесла? А если еще добавить падкость Мёрддина на лесть и его самомнение размером до небес, да помножить все это на давнее неравнодушное к ней отношение, — то ничего удивительного, что его удалось убедить поделиться с Ковианной всем, что она хотела знать.
Он шептал ей свои премудрости между поцелуями и между совокуплениями, порой ожесточенными и скорыми, но гораздо чаще медленными и замысловатыми — и всегда прибыльными для нее. Она вызнала его чародейские секреты, большинство из которых сводились к простому знанию того, как мужчины и женщины — будь они суеверными крестьянами или образованными королями — ведут себя в тех или иных обстоятельствах. Тайна за тайной скользили с его губ в ее чуткие уши, углубляя ее понимание того, как манипулировать людьми и ситуациями.
Он научил ее секретам целительства, которых не знала даже Маргуаза — секретам, которым он еще подростком обучился в Константинополе у знахарей еще до рождения Ковианны. И самое ценное, она выведала у него величайшую тайну алхимии, которую долго пытались, да так и не сумели отгадать кузнецы ее древнего клана. Тайна оказалась настолько простой, что она, лежа в темноте, не удержалась от смеха.
