Победить или хотя бы потеснить старение люди пытались уже многие века. Из многочисленных попыток стоит несколько упомянуть. Это несложно, ведь сейчас добыча сведений и фактов чрезвычайно упростилась: на закате залезаешь в Интернет и к ночи уже блещешь эрудицией. И я немного потаскаю. Спасибо названным и безымянным авторам, на них же – и ответственность, ежели я чего совру. Но кроме этого, читатель, если бы ты знал, сколько пустой херни и жидкого философического трёпа я перечитал, листая книги и статьи в поисках чего-нибудь путного о старости, то ты б наверняка зауважал меня как редкостно усердного изыскателя. Совсем недаром я недавно получил от зрителя записку, дышащую безграничным доверием к моей осведомлённости: «Игорь Миронович, когда наступит конец света?»
Ну, древности касаться мы не будем, ибо мифы и легенды про омоложение теснятся в изобилии в фольклоре всех стран, и только слишком они сказочны для нашего научного повествования. А географически множество таких мифов тяготеют к Тибету. Порою даже с точно названными цифрами (что говорит о достоверности) отвоёванных у смерти лет. Так, например, монах Чжан Даолин (первый век нашей эры) озаботился своей сохранностью в возрасте около шестидесяти, изготовил некое лекарство и прожил до ста двадцати двух. Рецепта почему-то не оставив.
Средневековые алхимики – вот кто занимался этой проблемой изо всех сил, ибо очень уж настойчивы и могущественны были заказчики: и королей не сосчитать, и даже папы римские (на Бога уповавшие умеренно). Так, папа Бонифаций VIII (конец тринадцатого века), едва взойдя на престол, возжаждал если не бессмертия, то хотя бы очень долгой власти. И его личный врач (алхимик, естественно) изготовил ему снадобье из смеси царственных веществ: там были в измельчённом виде – золото, жемчуг, сапфир с изумрудом, рубин и топаз, красный и белый кораллы, слоновая кость и сандаловое дерево. Всё это смачивалось мускусом, амброй и соком алоэ. Такое не могло не помочь. Да, я ещё забыл про сердце оленя некой особо благородной породы. Но через несколько лет Бонифаций всё-таки помер.
А в конце пятнадцатого века другой римский папа, Иннокентий VIII, прославился чрезвычайным жизнелюбием: восемь сыновей и столько же дочерей при полном соблюдении обета безбрачия. Он не стеснялся своих детей, не называл их, в отличие от других пап, своими племянниками и племянницами, очень заботился об их процветании. Его распутство и чревоугодие были настолько широко известны, что даже воспевались в уличных стишках. Но время шло, и папа Иннокентий почувствовал упадок жизненных сил. И тогда личный врач влил в его слабеющее тело кровь трёх подростков. Папа Иннокентий был осведомлен об этом средстве, но очень жить хотелось, и он благословил врача на тройное убийство. Кровь не помогла, и жизненные силы не восстановились. Кстати, убеждённость в том, что свежая кровь способствует долголетию, бытовала уже с давних пор: на арену римских цирков часто выбегали старики и старухи, чтобы выпить глоток крови только что убитого гладиатора.
А уже в семнадцатом веке знаменитый врач и алхимик Парацельс изобрёл пилюли бессмертия. По слухам, они даже оживляли умерших (как те глотали эти пилюли, осталось неизвестным). А согласно тем же слухам, продлевали годы они многим. Кроме самого Парацельса, который умер в сорок восемь лет.
На сегодняшний день официально зафиксирован рекорд долголетия: его поставил некий малоизвестный китаец Ли Цуньюн, проживший на белом свете 253 года (1680–1933). Это подтверждают записи в разных бумагах, но более всего – тот факт, что он пережил двадцать три жены, его вдовой стала двадцать четвёртая. Хотите – верьте, хотите – нет, но эта подробность показалась мне убедительной: чтобы извести столько жён, надо действительно много времени. Он всю жизнь пил настои из каких-то трав (рецепт остался неизвестен) и пережил благодаря им великое множество исторических событий, о которых почти наверняка и слыхом не слыхивал.
Ещё бы не забыть упомянуть: веками длилась у людей уверенность, что омоложению и долголетию весьма способствует дыхание юных девушек. Так не отсюда ли идут корни пресловутого старческого сластолюбия? А вовсе не от чего-либо другого.
Вот мы и подошли к времени научных изысканий. Их, безусловно, следует начать с французского физиолога Броун-Секара. В последний год девятнадцатого века (учёному уже исполнилось семьдесят два) он сделал сам себе подарок в виде попытки омолодиться. Никаких предварительных опытов на животных он не ставил, полностью доверившись собственной интуиции. Он изготовил вытяжку из семенных желёз молодых собак, кроликов и морской свинки и сделал себе несколько инъекций. Помолодел он (по собственным наблюдениям и ощущениям) – на тридцать лет. Его докладу и проявленному мужеству восторженно рукоплескало Парижское биологическое общество. Через пять лет он умер, положив начало подлинной эпидемии этой «клеточной терапии», как тогда назвали его метод.
Успешно и с большой шумихой клеточную терапию продолжил знаменитый некогда доктор Серж Воронов. Он вообще-то Самуилом звался от рождения (на свет явился он в России – под Воронежем), но выучился и в дальнейшем жил во Франции, где имя заменил на благозвучное, что приключается с евреями нередко. И выпала ему судьба служить несколько лет личным врачом верховного правителя Египта (хотел я было по привычке фараоном этого правителя назвать, но он тогда именовался иначе – хедив). И обратил внимание этот врач на евнухов, служителей хедивского гарема: они выглядели очень старыми, рано умирали, и ужасно плохо было у них с памятью – известно было, что даже строки из Корана они слабо помнили. Обнаружив эти несомненные приметы преждевременной старости, Воронов связал их с кастрацией ещё в детском возрасте, и мысль его парадоксально повернулась к идее замедлить старость путём прямого вживления чужих, но молодых семенных желёз. Возвратившись во Францию, он принялся за эксперименты. За сравнительно короткое время он сделал пятьсот операций: юные козлы, бараны и быки лишались своих яичек, которые получали пожилые животные и обретали прыть, игривость, сексуальную потенцию молодости. В двадцатом году его постиг ошеломительный успех: тонкие срезы яичек шимпанзе и бабуинов он вживил в мошонку пожилым людям. И они помолодели! Фурор был чрезвычайно бурный. В лабораторию Воронова посыпались сотни заказов. Кстати сказать, он иногда вживлял пациентам и свежий материал, полученный от только что казнённых преступников, но после целиком переключился на обезьян, даже завёл на Ривьере специальный питомник, куда бесперебойно доставляли обезьян из Африки. А женщинам он пересаживал яичники обезьяньих самок. Богатые старики платили любые называемые им суммы. А газеты пестрели двойными фотографиями: согбенный немощный старикан, опирающийся на палку, и моложавый, явно энергичный человек – один и тот же пациент до и после операции. Легко понять, какой завистливой враждой коллег был овеян этот удачливый авантюрист и сколько было всяческих статей о тягостных и неминуемых последствиях такого наглого вмешательства в природу человека. Но и ему, как некогда Броуну-Секару, однажды дружно аплодировало огромное собрание видных хирургов на международной медицинской конференции в Лондоне. Только он сам довольно скоро приуныл и разочаровался: такая пересадка была лишь краткой и удачной стимуляцией, и пациенты всё же умирали через небольшое количество лет. К тому же и статьи противников делали своё дело: звание вредоносного шарлатана прочно приклеилось к нему. Даже полвека спустя, когда уже явился и вовсю распространялся СПИД, вину за это африканское вторжение легко взвалили на него. А после сняли это обвинение. Так что и после смерти имя его трепалось не меньше, чем при жизни.
