Я так ясно себе представил эту освежительную ауру, висящую вокруг блаженствующей старости, что две больших слезы омыли мои мутные подагрические глаза.
Эй, постой-ка, скажет бдительный читатель, ведь подагра – это болезнь суставов на ногах. Нарушается обмен веществ, и вредные соли оседают на суставах, безжалостно разъедая их. Увы, не только их. Зловещая соль времени откладывается на всём человеке, всё в нём разъедая, просто эта подагра очень разно называется: то слабостью зрения, то глухотой, то почечными коликами, то ухудшением характера, то склерозом.
Пора, однако же, поговорить о чём-нибудь приятном. В преклонном возрасте люди часто и подолгу сидят, уставив невидящий взгляд в пространство, сидят отрешённо, словно погрузившись внутрь себя. И многие старики слегка стесняются такой отключки, полагая в силу давних предрассудков, что человеку пристало непрерывно присутствовать, участвовать и предаваться бурному кишению жизни. Ничего подобного! Ведь это бездумное погружение в себя, этот уход куда-то в никуда – и есть заветное буддийское (и не только буддийское) состояние, которое целительно и благодатно. Старость инстинктивно к этой мудрости приходит, никакая тут не слабость организма, и уж вовсе глупо этого стесняться. Это ведь и есть те подступы к нирване, о которой все восточные религии твердят как о духовном благоденствии.
И не от этого ли благостного погружения в себя старики довольно часто предчувствуют свою смерть и точно называют время её прихода? Но это уже тема не научная. Одна приятельница (очень умный человек) рассказала мне про свою знакомую старушку, которая как-то на посиделках вечером ей доверительно шепнула: «Как мне надоело жить! Но уже скоро». «И ты представляешь себе – она умерла, – восторженно говорила рассказчица, – но через десять лет».
На склоне жизни более всего пугает нас (не говоря о том, что огорчает) стремительное и явное ухудшение памяти. Уже и в магазин мы ходим, заранее подготовив список нужных продуктов, многие с утра составляют себе перечень забот и расписание занятий. (Мой приятель называет такой список – «опись дел», а произносит так, что это сочной неприличностью звучит). И я легко себе вообразил, как опись дел такая запросто могла бы получиться у стареющего Альберта Эйнштейна: «Не забыть сегодня: 1. Отнести рубашки в китайскую прачечную. 2. Ответить на письмо Нильса Бора. 3. Купить хлеб и сардельки. 4. Закончить общую теорию поля».
Однако же заметим, что беда эта, не минующая никого, может доставить большое удовольствие. Вы, например, любите Льва Толстого? Нынче вы имеете возможность насладиться этим чтением почти что заново. А «Три мушкетёра»? А хорошей вообще литературы – пруд пруди, а ваше восприятие теперь – свежо и чисто. Можно даже запросто перечитать ещё раз то, что не читали отродясь по недостатку времени и лени. Я всегда слегка завидовал людям, мгновенно забывающим анекдоты, а нынче я замшелым шуткам радуюсь настолько, что благодарным слушателем числюсь в обществе любителей античности. А с кинофильмами у меня случается теперь чистое счастье. Каждый вечер (если удаётся) я смотрю американский боевик. Какой дают, по большей части – низкопробный. Там стреляют и взрывают, бешено гоняют друг за другом на немыслимых машинах, яростно и мастерски дерутся, и крутая варится интрига. Самое же главное, что за эти два всего часа героя успевают застрелить, пронзить ножом неоднократно, утопить в каком-то жутком водоёме, сбросить с небоскрёба или немереной скалы, сжечь в деревянном доме, где он скрылся, и умело отравить. Но я-то знаю, что в конце фильма он оживёт и призовёт к ответу (столь же кошмарным образом) всех негодяев, врагов и прочих недостойных лиц. Попутно трахнув, разумеется, прелестную красотку. И под виски (пьют его герои, пью и я) блаженно это смотрится, душа гуляет и полным-полна переживаний. Только вот уже который раз я в самом конце фильма (по какому-то особенно забористому кадру) вдруг соображаю, что кино это смотрел совсем недавно. Жена Тата обычно говорит мне это в самом начале, но я так злобно огрызаюсь, что она теперь предпочитает промолчать и сидит рядом, книгу взяв или журнал, изредка презрительно оглядываясь на экран. А в конце, когда я уже спохватился (но досматриваю с тем же удовольствием), мы с ней выпиваем по рюмке за попутные благодеяния склероза.
Тут ещё мне хочется хотя бы вкратце описать, что происходит с жёнами стареющих мужчин, – пока нигде в психологической литературе мне об этом почитать не довелось. В жёнах просыпается инстинкт материнства и детсадовского опекунства. И теперь они внимательно следят, чтоб их мужчина вовремя сходил к врачу и принимал предписанные им лекарства, чтобы не пошёл в гости в домашних тапочках и с расстёгнутой ширинкой, менял хотя бы изредка исподнее бельё и не надевал рваные носки, а ел не то, что хочется, а то, что можно и полезно. За столом чтоб сохранял опрятность («ты опять загваздал супом брюки и брызнул соусом на свежую рубашку!»), ел при помощи ножа и вилки, пальцами ничуть не помогая. Заботливое око женщины следит уж не за тем, как именно и с кем ты любезничал нынче за столом (плевать, лишь бы здоровый был), а за тем, как ты выглядишь (похоже, поднялось давление), не слишком ли много выпил и нет ли признаков недомогания, на которые этот упрямый идиот сам ни за что внимания не обратит. И чтоб достаточно тепло оделся, не забыл ни зонтик, ни ключи, а главное – чтоб ясно помнил, для чего куда собрался. Да, и побриться не забыл, уже прошла неделя, как не больше. И эту охранительную бдительность уже покорно (хоть совсем не благодарно) принимает потускневший мужичок, ещё позавчера лишь – бравый и самолюбиво-вздорный мачо.
Как-то в Интернете я набрёл на малодостоверную историю, которая весьма по нашей теме. Итальянке Розе Фарони было девяносто семь лет (шесть внуков, пятнадцать правнуков и шестнадцать праправнуков), когда свихнулся в ней какой-то ген, и время её жизни потекло вспять. Она молодела стремительно и неприлично. Ко времени, когда врачи и пресса обратили на неё внимание, она выглядела тридцатилетней, и в полном соответствии со внешностью оказались все проверки и анализы её организма. Доктор Граза, который делал о ней доклад на медицинской конференции в Генуе, потряс и переполошил своих коллег. Она ест всё подряд, пьёт и курит, как в молодости, с радостью вернулась к любовным играм и предохраняется, чтоб не смешить беременностью правнуков. А если так пойдёт и дальше, скоро она станет юной девочкой, и что потом? Как ни забавно было это мне читать, а всё-таки в уме моём скептичном слабо шевельнулась робкая мыслишка: вдруг и правда? И какие перспективы это посулило бы науке! Только сразу вспомнилась шумиха, которую поднимала советская пресса начала пятидесятых вокруг открытия академика Ольги Лепешинской. Эта старушка (старая большевичка, кстати, что окружало ореолом достоверности все её квазинаучные работы) сообщила миру, что ею найден секрет омоложения: надо принимать содовые ванны. Просто соду растворять в воде и в ней купаться. Уже она на мышах это всё проверила, и опыты на добровольцах тоже подтвердили её ошеломительную идею (уже снабжённую теорией, конечно). И немедленно статьи согласных с ней учёных появились, и поднялся бум невероятный. Полностью во всей стране исчезла сода, потекли к ней даже благодарственные письма помолодевших. Очень быстро спала и сама собой затихла эта эпидемия безумия. Но с той поры сохранился прекрасный анекдот. Как возвратился в отчий дом солдат, три года отслуживший в армии, и дверь ему открыла молодая женщина с ребёнком на руках. «Мама, – сказал парень восхищённо, – как же ты помолодела! И ещё мне брата родила!» «Это не брат, – грустно сказала мама, – это твой отец, его передержали в содовой ванне».