— Ах вот оно что! — еще сильней вдохновляясь на скандал,
закричала я. — Вы уже упрекаете меня! Для того и спасли! Я столько горя из-за
вас хлебнула! Одни только гомики чего стоят, — речь идет о сексуальных
меньшинствах, — на всякий случай пояснила я и продолжила: — А эта миловидная
особа с ее Колей. Я только что с риском для жизни ходила в незнакомую квартиру!
В общем, вижу теперь — риск не оправдан, потому что вы абсолютно неблагодарный
человек, к тому же совершеннейший болван и развращенный тип. Только подумать,
всю ночь греть голую бабу, а потом отдать ей высушенные вещи и отпустить домой!
Возможно я наговорила и лишнее, женщины меня поймут — я была
уязвлена, но лишнее я позволила себе лишь в надежде, что половины он не поймет,
американец же оказался значительно просвещенней, что тут же и обнаружил одной
оскорбительной фразой.
— Не водите компанию с глупцом, — сказал этот нахал, — ибо
как мы можем видеть, он — двуногое животное. Как невидимыми колючками он
пронзает сердце острыми словами.
Такого мне не говорил никто. Как красивая женщина, легко
могу простить наветы на свою красоту. Пусть клевещут, от меня не убудет, но
свой ум в обиду не дам. Ум мой бесспорен, он давно уже вышел за пределы
критики, а потому держись любой! Увидеть же во мне двуногое животное мог только
безрассудный храбрец, да и тот, лишь не понимая, чем ему это грозит…
Я вспылила.
— Как можете вы меня оскорблять? — потрясая кулаками,
закричала я. — Меня, беззащитную женщину!
— Всего лишь привел слова великого мудреца, — спокойно
ответил он. — По этому поводу великий мудрец сказал еще…
Нет, больше слушать я не могла.
«Этак далеко зайти можно, у меня уже кулаки здорово
чешутся,» — подумала я и, прервав его речь от греха подальше, пригрозила:
— Если вы с вашим великим мудрецом не прекратите меня
оскорблять, я сейчас же покину ваш «Кадиллак»!
— Как вам будет угодно, — с поспешной радостью ответил он,
плавно притормаживая и давая мне понять, что готов выполнить это мое желание.
Что мне оставалось делать? Не давать же задний ход, роняя
достоинство в самом зачатке отношений. Пришлось, держа марку, с гордо поднятой
головой выйти из машины. Я сделала это в тайной надежде, что он одумается и
обратно меня позовет, но он не одумался, а сорвал «Кадиллак» с места с обидной
скоростью, предварительно крикнув:
— Прощайте, визитка Тэда у вас, впредь будьте
осмотрительней.
Я, сжимая в руках визитку, смотрела вслед «Кадиллаку» и
плакала в глубине души горькими слезами. Как нелепо все получилось. Второй раз
судьба посылает мне счастливый случай, а я…
Что за характер?
Как только «Кадиллак» скрылся из вида, меня охватила паника.
Боже, какая я дура! Все, ну все сделала не так! Уж лучше бы поехала писать
заявление в милицию, все бы вышло умней.
Обидней всего было то, что я увлеклась чувствами и не
выяснила толком кто он, этот мужчина, и как умудрился вляпаться в некрасивую
историю. Он очень странный, посылал меня к другу и не представился мне. Я и
сама хороша: ходила в какую-то квартиру, даже не зная, как американца зовут.
Интересно, что бы я лепетала этому его другу?
«Даже Тамарке рассказать нечего,» — расстроилась я,
подманивая к себе такси в твердом намерении ехать в ее офис.
* * *
Видимо Фортуна основательно расположилась ко мне задом: даже
Тамарка, которая обычно радуется мне глупой радостью, (по другому эту радость
не назовешь, учитывая мой скверный язык) на этот раз, увидев меня, закричала:
— Мама, ты невозможная! Всегда приходишь невовремя!
— Когда — всегда? — обиделась я. — Год уж у тебя не была!
— Какой год? — возмутилась Тамарка. — Неделю назад, Мама, ты
чуть не сорвала мне важные переговоры! И как назло господин Гургенов опять
сегодня должен приехать со всей своей свитой, причем с минуты на минуту, так
что ты, Мама, не умничай перед ним и козни мне не строй, а еще лучше: иди-ка
посиди в соседнем кафе с часик. Чуть позже я с радостью тебя приму, когда
подпишу договор с господином Гургеновым. Даже, если хочешь, обмоем с тобой
договор, и я заодно перед банкетом разомнусь. Так что, Мама, иди, иди в кафе,
господин Гургенов опять тебя не поймет, у него есть воспитание, в отличие от
тебя.
Я опешила. Господи, до чего Тамарка дошла: на брюхе ползает
перед каким-то Гургеновым. Даже за глаза его называет господином, хотя других
партнеров по бизнесу за глаза иначе как сволочами и козлами и не зовет. И чем,
спрашивается, ее так взял этот Гургенов? Он, конечно, денежный мешок и мужчина
приятный, но это же еще не причина, чтобы за глаза его сволочью не называть.
Наверняка потом выяснится, что он Тамарку мою раз сто приобул с этой своей
приятной улыбочкой, она же, дурочка, в его присутствии просто млеет. Уж не
влюбилась ли эта старая калоша? Неровен час опять изменит Дане своему, а я
потом буду вместо нее совестью мучаться перед этим уродом.
Нет уж, какое там кафе! На минуту не оставлю ее с этим
Гургеновым. Более того, разнюхаю не складывается ли у них там интимного чего, и
если складывается, постараюсь Гургенова этого у Тамарки отбить, чтобы не портил
Тамаркиного бизнеса и не пользовался своим обаянием ей во вред. Уж со мной-то у
него ничего не выйдет, меня трудно на мякине провести.
Приняв такое решение, я строго сказала:
— Ты, Тома, чем галдеть, лучше пошли кого-нибудь заплатить
за такси. Там водила ждет внизу, и счетчик работает, а у меня с собой ни
копейки.
Тамарка с пониманием кивнула и сказала:
— Я это, Мама, сразу поняла, как ты такси упомянула. На нем
ты ездишь только за мой счет. Опять что ли на бензине экономишь? Стыдно тебе с
твоими капиталами. Вложила бы лучше их в мой бизнес.
— После своей смерти вложу, — пообещала я.
— Вложишь, как же, — не поверила Тамарка, вызывая референта
и давая ему указание, выдать указание его помощнику, чтобы тот выдал указание
секретарше дать поручение главному дежурному заплатить таксисту за такси из
бюджета компании.
У меня даже голова закружилась от столь сложных конструкций.
«Да-аа, нелегко быть президентом компании,» — подумала я,
поудобней располагаясь в кресле и закидывая ногу на ногу.
— Ты что это, Мама, тут располагаешься? — забеспокоилась
Тамарка. — Я же сказала тебе: иди в кафе. Господин Гургенов вот-вот будет.
— И пускай будет, — невозмутимо ответила я. — Всегда рада
приятным людям.
— Так радуйся, пожалуйста, им где-нибудь, а не в моем
кабинете. Ты что, Мама, нацелилась загубить мой проект на корню?
— Ой, Тома, не надо, — рассердилась я. — Будто не знаю я
почему ты так нервничаешь. Знаю и твой проект — влюбилась как курица в
Гургенова этого.
