Однако располагали, видимо, недостаточно, потому что мне и
на дне не лежалось и в конце концов я всплыла, судорожно глотнула воздуха,
бодро крикнула «ма…» и сразу пошла на погружение, но, так и не встретившись с
дном, тщательно повторила процедуру: всплыла, глотнула, крикнула «ма» и вновь
погрузилась. Тонуть приходилось в жутчайших условиях: страх неизвестности,
обжигающе ледяная вода, разбухшее тяжеленное пальто…
И в этом хаосе я пыталась взывать к Всевышнему. Не могу
сказать, что складно это у меня получалось — грешная жизнь сильно мешала тому.
Из головы не шли мирские дела. Как, к примеру, теперь узнает баба Рая, что наша
новая кофемолка у Старой девы? Без принуждения Старая дева ничего обратно не
отдает. И у сапожника остались мои туфли с новыми набойками. Кто их теперь заберет?
А Санька?! Мой сын! Как я раньше о нем не подумала? Кто теперь позаботится о
сироте?!
Ужас, испытанный от этой мысли, затмился следующим ужасом,
испытанным от того, что я увидела в тусклом свете луны: прямо передо мной (а я
как раз только что вынырнула и собиралась бодро крикнуть традиционное «ма»),
точнее прямо на меня двигалась мощная шея, на которой держалась огромная бритая
голова…
В долю секунды уложились часы размышлений. Чего только не
мелькало в голове. «Неужели „братан“, увидев с моста, что я недостаточно
эффективно тону, решился мне помочь? — паникуя, подумала я. — А мне даже нечем
по этой роже садануть. Ничегошеньки нет, кроме кулака. Но разве кулак этой роже
помеха?»
И тут я с удивлением обнаружила, что по-прежнему сжимаю в
руке пистолет. Объяснив это чудо своей неподражаемой любовью к оружию, я, ни
секунды не раздумывая, въехала пистолетом в мерзкую физиономию бритоголового и…
И мгновенно получила ответный удар. Поскольку удар был
неслабый, я сочла за благо тут же лишиться чувств, чтобы не видеть дальнейшего
безобразия. Уже сквозь пелену небытия я ощутила как хватают меня за пальто
чужие руки…
И все, больше не помню ничего. Теряя сознание, я искренне
считала, что расстаюсь с жизнью навсегда, однако не все так хорошо кончается,
как пишут в книгах — меня угораздило выжить.
* * *
Очнулась я в очень неплохих условиях: было темно, но
достаточно сухо и тепло. Приятно пахло дымком. Это позже я с ужасом узнала, что
там дымится, а пока пребывала в благодушнейшем спокойствии.
«Если это ад, — подумала я, не рассчитывая попасть в рай, —
то и здесь вполне можно жить.»
Естественно, меня интересовало на чем я лежу. Причем не
только я на чем-то лежала, но и что-то лежало на мне. Я вытянула вперед руку и
принялась это «что-то» исследовать, приговаривая:
— Мохнатое, мохнатое, лысое, лысое, пальцы, пальцы —
следовательно нога. Судя по количеству волос, мужская.
«Ага, значит в аду водятся мужчины,» — с некоторой радостью
заключила я и принялась обследовать то, на чем лежу.
— Мохнатое, мохнатое, лысое, лысое, пальцы, пальцы —
следовательно вторая нога и тоже мужская, — пришла я к новому выводу.
Само собой, захотелось знать нет ли поблизости еще мужских
ног, и я продолжила исследование. В результате оказалось, что в пределах
досягаемого мужских ног больше нет, но сама я лежу в чем мать родила.
«В объятиях мужчины, одна его нога подо мной, другая на мне
— интересно что здесь было и как далеко наши отношения зашли?» — не без трепета
подумала я, механически поглаживая закинутую на меня ногу.
Да, забыла сказать: ногами дело не ограничилось. Мускулистые
и волосатые руки обнимали меня. Обнаженная я была как бы накрыта мужским телом,
что очень волновало. К сожалению мужчина не подавал признаков жизни, но на
ощупь был очень горяч.
«Спит он что ли?» — с легкой обидой подумала я и вновь
принялась исследовать его тело в тайной надежде вызвать к себе интерес.
Я начала с самой периферии, приговаривая:
— Пальцы, пальцы, мышцы, мощные мышцы, волосатое колено,
опять мышцы, мощные мышцы… Ого! Пардон, мсье!
Можно догадаться на что я наткнулась.
— Что вы делаете? — возмущенно раздалось над моим ухом. —
Прекратите, я вас прошу!
«Волнующий бас, — удовлетворенно подумала я, — но с
акцентом. С английским, не сойти мне с места. Если уж быть до конца точной, то
с американским. Следовательно, это не „братан“. Откуда у „братана“ возьмется
американский акцент? А если это американский „братан“? Думаю, есть и там такие.
Может приехал перенимать опыт у нашей „братвы“ или делиться своим. Скорей
перенимать. Чем им делиться? Они же там все нетворческие люди.»
И тут меня осенило:
«Это шпион! Американский шпион. Во всех приличных шпионских
фильмах простачек, вроде меня, вербуют именно в интимной обстановке. Номер в
„Хилтоне“, джакуззи… Ах, он негодник!»
С этой мыслью я вновь тронула предмет, на который меня
пытаются подцепить.
— Да прекратите же, — опять возмутился его обладатель.
Я обиделась:
— Не понимаю вашего возмущения. Что я такого сделала, чтобы
вот так на меня кричать?
— Зачем вы хватаете меня за это? — уже спокойней
поинтересовался волнующий бас.
Кстати, я «это» к тому времени уже отпустила, так что тема
исчерпалась, зачем же кричать? Почувствовав себя оскорбленной, я не могла
смолчать.
— Ой-ой-ой, — с презрением пропела я, — будет вам строить из
себя недотрогу. Не для этого ли вы меня раздели и сами раздеться не забыли?
— Для чего — для этого? — с флегматичным спокойствием
поинтересовался бас.
— Вы уж не маленький, судя по размерам, — сами знать бы
должны, — с осуждением ответила я. — Для чего раздеваются женщины и мужчины?
— Чтобы содержать тело в чистоте, — не задумываясь просветил
незнакомец, изрядно поставив меня в тупик.
«Странный ход мыслей,» — подумала я и уточнила:
— А как же быть со всем остальным?
— Для остального не стоит раздеваться, — ответил незнакомец.
— Но вы же меня раздели, — напомнила я.
— Да, — согласился он, — раздел, чтобы согреть вас своим
телом и просушить вашу одежду. Я вынужден был принять эти меры, иначе не имело
смысла вас и спасать. Все равно вы погибли бы — ночи еще очень холодны, а вода
ледяная.
— Так это вы меня спасли? — наконец-таки прозрела я.
— Да, — скромно ответил незнакомец. — И сделать это было
непросто: вы оказывали яростное сопротивление. Но я вас спас и сразу сделал
шалаш из камыша, где мы сейчас и лежим. А почему вас сбросили с моста?
«Хороший вопрос, — подумала я. — Лежу в шалаше обнаженная в
объятиях обнаженного мужчины. Просто лежу и ничего больше. А если верить моим
рукам, он очень недурен, я тоже не урод, а говорим черт знает о чем. Расскажи я
такое Марусе, со смеху, бедняжка, умерла бы, тем более, что я практически
свободная уже женщина.»
