— Васенька, как бить? Как же бить? — назойливо
интересовалась она.
И доинтересовалась.
— А вот так! — рявкнул Васенька и хватил кулаком по моей
голове.
В другое время и внимания на его удар не обратила бы, но
после всех напастей голова моя была уже не та, и я снова отключилась.
Во что погрузилась — не знаю. Сначала был шум и мрак, а
потом явился монах мой и воскликнул:
— Предайся!
— Отстань, — ответила я, — не видишь разве, уже предаюсь.
— Не тому предаешься, — воскликнул монах. — Предайся вере, в
ней лишь спасение.
— Да ладно баки мне забивать, — рассердилась я. — Знаю на
что рассчитываешь: на глупость мою. С этой глупость уже много чему предавалась
— всего и не перечесть. Настрадалась — хватит.
— Предайся — перестанешь страдать, — пообещал монах.
Я задумалась. Страдать и в самом деле надоело. Взять хотя бы
голову. Столько сегодня ударов перенесла, бедняжка, что неизвестно стоит ли ею
пользоваться в дальнейшем. Не подведет ли теперь? Хотя, и раньше зачастую
подводила. Не голова ли повинна в том, что я вышла замуж за третьего мужа? Да и
за первого выходить не стоило.
— Предайся, — прервал мои размышления монах.
Я возмутилась:
— Чего пристал? Не думай, что я с той глупостью, с которой
бросалась то в дружбу, то в любовь, брошусь теперь в религию. Лучше помоги мне
руки развязать, да отлепи от батареи.
— Уверуй, и Господь поможет тебе!
— Как же, поможет, — усомнилась я. — Лучше сам помоги.
— А ты уверуй! — стоял на своем монах.
— Уверовать? Да зачем же мне это нужно?
— Затем, что надежней нет ничего. Друг — предаст, брат —
предаст, сын — предаст, возлюбленный — предаст и только Господь не предаст, — с
патетикой воскликнул монах.
— Конечно не предаст, — рассмеялась я. — Потому что нет его.
— Для тебя нет.
— Для меня нет — то же самое, что нет вообще.
— А ты уверуй и Господь появится, — пообещал монах.
— И спасет?
— Спасет.
«Чем черт не шутит,» — подумала я и сказала:
— Рада бы уверовать, да как, не знаю.
— Уверуй в то, что спасет, хватит и этого. Остальное само
придет, — воскликнул монах.
И я сдалась:
— Верую!
— Точно ль веруешь?
— Верую! Еще как верую!
Сказала так и сразу очнулась.
Глядь, Рыжая Борода за плечо трясет меня и с жаром шепчет:
— Госпожа Мархалева, госпожа Мархалева, умоляю, прийдите в
себя.
«Приходить или нет?» — задумалась я.
— Госпожа Мархалева! Госпожа Мархалева! Софья Адамовна! — в
отчаянии взвизгнула Рыжая Борода. — Я вам друг! Спасти вас хочу! Умоляю! В себя
поскорей прийдите, мне вас до двери не дотащить!
— Уже пришла, — ответила я.
— Ой, хорошо-то как, — обрадовалась Рыжая Борода и тут же
запричитала: — Нелегко нам, женщинам. Вы видели? Видели? Мужчины все сволочи.
Нам женщинам так нелегко. Так много от грубых мужчин терпеть приходится, но для
этого и существует солидарность женская, чтобы в этом сложном мире выживать
среди слонов, тигров, волков и мамонтов…
В другое время я такую пошлую тему и поддерживать не стала
бы, но, говоря все это, Рыжая Борода поспешно отматывала меня от батареи, и я
поощрительно мычала. Наконец она от батареи отмотала меня и принялась за мои
ноги. Распутав их, она занялась и руками.
— Читала все ваши книжки, — шептала она. — Там много любви.
Ах, как вы в недра женской души проникаете. Я рыдала, рыдала!
Рыжая Борода отвлеклась. Схватившись за сердце, она закатила
глаза, выражая глубину своих чувств, но мне— то не до чувств было, меня больше
руки мои связанные интересовали. Я громко замычала, обращая внимание на свои
проблемы.
— Ах, да, — воскликнула Рыжая Борода и отлепила от моего рта
пластырь.
— Где лиходей твой? — спросила я.
— В сортире, — смущаясь, поведала она. — У Васеньки в этом
большие проблемы.
— Немудрено с его ориентацией, — сказала я, но тут же об
этом пожалела.
Рыжая Борода отшатнулась.
— Вы что? Осуждаете? — закричала она.
— Тише! Тише! — испугалась я. — Пожалуйста, тише. Его, этого
дикого мужлана — осуждаю! Да! А вас, натуру рафинированную, только жалею. Ведь
все мои книги только о вашей разбитой и нежной душе.
Рыжая Борода мгновенно оттаяла.
— Ах, да, — прошептала она, поспешно разматывая мои руки. —
Знаю, читала. Там все обо мне, обо мне! Обожаю сентиментальный роман! Там все
обо мне! Боготворю вас за это всей своей пророческой душой.
Я содрогнулась — вот только не надо меня боготворить. Не
хватало мне быть у гомиков кумиром. Тамарка от смеха пупок надорвет.
— Скорей, скорей, — лихорадочно зашептала я.
Рыжая Борода и без того старалась. Наконец последняя веревка
упала с моих рук.
— Бегите, бегите, — страстно воскликнула Рыжая Борода. —
Буду молиться за вас. Буду молиться!
Я выбежала в коридор, Рыжая Борода, ни на секунду не
умолкая, за мной. Легко открыла все замки, вытолкнула меня на лестничную
площадку и крикнула:
— Настанет день, мы встретимся уже как подруги и будем
часами говорить, говорить, и, взявшись за руки, плакать, плакать. И молиться…
«Господи! Упаси…,» — подумала я, улепетывая со всех ног.
Конечно же я сразу помчалась к Ангира Муни, к этому чистому
преданному — другу моего монаха. Дорогой молила Господа, чтобы он помог застать
дома святого человека. Бог услышал мои молитвы — Ангира Муни мне дверь и
открыл. Увидев меня, отшатнулся. Его несложно понять: одежда, в которую после
ледяного купания обрядил меня монах, иной реакции и не предполагала. Фингал
меня тоже не украшал.
Надо отдать должное, Муни быстро взял себя в руки и с
тревогой спросил:
— Где он?
Похоже, больше его ничего не интересовало.
— Быстрей! Скорей! — закричала я. — Ваш друг в опасности! Великое
счастье, если его не везут сейчас топить! Спасите! Помогите!
Вряд ли Муни что-нибудь понял, но перепугался до смерти,
побледнел и запричитал:
