Колян тем временем покинул джип, пискнул сигнализацией и
бодро, уверенным шагом направился к дому. Я остановила «Форд» рядом с низким
заборчиком, окружавшим и «дворец пионеров» и поляну перед ним.
«Неужто это владения Коляна?» — изумилась я.
Монах мой оставил молитву и с интересом взирал на дом. Там
было на что посмотреть: какие-то постройки примостились справа, нечто похожее
на часовенку — слева. Все в огнях. Две беседки на поляне. Асфальтированные
дорожки. Горящие фонари. С размахом, должна сказать.
— Что будем делать? — спросила я.
— Надо дождаться этого Коляна, а еще лучше проникнуть в дом,
— ответил монах.
— Мысль неплохая, но как это сделать? И ждать здесь не
слишком разгонишься. Увидят бандиты в окна чужую машину, — заинтересуются.
Только я это сказала, как за нашим «Фордом» пристроился
«Жигуль» похлеще Марусиного. Минуту спустя подъехал старенький «Опель», потом
вполне приличный «Ситроен», за ним «Волга»… Заборчик стал обрастать машинами,
как лес грибами после дождя. Народ по дорожкам направлялся к дому.
Когда подъехал автобус и оттуда высыпала целая толпа,
целеустремленно направившаяся к дому, я поняла: вокруг происходит что-то
непонятное. К архитектурному уроду со всех сторон, преимущественно парами,
стекались люди. В общем-то люди, как люди, ничего необычного. Исключая
поведение и выражения лиц. В России так не ходят. Если там праздник какой, то
шли бы весело, гомонливо, если горе, то как-то делились бы, а тут как роботы
идут, мерно так, неспешно и молча.
— Видели? — спросила я у монаха. — Вы что-нибудь понимаете?
— Боюсь, что да, — загадочно ответил он.
Я возмутилась:
— Может и мне объясните?
— Позже.
— Опять — позже? А может самое время? Гляньте, народ чумной
какой. У одних на лицах радостное просветление, а у других полнейшее
безразличие, словно их поднять подняли, а разбудить забыли. Зомби прямо
какие-то. Ни одного нормального лица.
— Куда они идут? Вы видите? — спросил мой монах.
Он явно нацелился в дом. Впрочем, мне самой стало интересно,
куда валит эта толпа. Я присмотрелась: у самого фасада, на котором не было и
намека на вход, прибывающие делились на два ручейка: просветленные огибали дом
справа, а безразличные слева. И все они куда— то исчезали сразу же за
поворотом.
— Колян тоже завернул, видимо вход с той стороны, — ответила
я.
— Я бы за ними еще последил, — как бы советуясь со мной,
сказал монах.
— А я бы расспросила местное население или кого— нибудь из
этих зомби, но зомби я боюсь, а нормальных людей не вижу. Подождем немного,
вдруг и нормальные появятся.
Минут десять мы наблюдали за странной процессией и пришли в
еще большее недоумение: даже при очень внушительных размерах этого дома, такую
толпу вместить в него было сложно. Разве что их там укладывали, как сардин в
банке. Или сплавляли куда-то дальше транзитом.
— И долго нам тут сидеть? — спросила я; душа просила
действий.
— Вы очень нетерпеливы. Терпение — добродетель и залог
многих благ, — наставил меня монах.
— Глядя на этот дом, не предчувствую никаких благ вообще, —
ответила я.
И в этот миг в людском потоке обнаружилась некая аномалия.
Усатый и бородатый мужичок в телогрейке, без всякого просветления на лице, зато
с носом, исключающим любые предположения о трезвом образе жизни, двигался в
направлении обратном потоку. В руке у него был чемоданчик, совсем как у моего
Акима.
Я знала как разговаривать с такими людьми, а потому опустила
стекло, достала из бардачка забытую Кривым Фомой бутылку водки и крикнула
волшебную фразу:
— Мужик, выпить хочешь?
Мужичок словно в землю врос, поворачивая голову из стороны в
сторону в поисках снизошедшей благодати. Он не сразу понял откуда радость
свалилась, а когда понял, бодрой рысцой двинулся к нам. В его глазах было
нормальное человеческое желание, столь милое мне в тот миг.
— Кто ж не хочет, — в волнении облизывая губы, ответил он.
— То-то, — назидательно отреагировала я, на всякий случай
отводя от окна бутылку.
— Че надо? — мгновенно сообразил он.
И я начала допрос.
— Что это за люди такие? — шепотом спросила я.
— Эти? — мужичок, как лошадь мотанул головой, не отрывая
взгляда от бутылки.
— Именно, — уточнила я. — Не тяни, продукт выветривается.
Мужичок заспешил:
— Так на богомолье они идут… Тверезые все… Я тут по
сантехнической части был, ремонт знатный навел, капитальный и заплатили добре
мне, но ночь на дворе, а рази у таких рюмку выпросишь…
И он с мольбой воззрился на бутылку.
— Это ж какое еще богомолье? — спросила я, возвращая его на
тему. — Не церковь же здесь.
— Так рази знаю я… Я дальше подвала не бывал… И ни к чему
мне. В церкви-то хоть кагора нальют, а тут… Я в подвале ремонт капитальный
навел, прокладки там заменил, краны подтянул, бачки починил…
Я решила, что судя по позднему времени ремонт действительно
был капитальный и перечислять плоды деятельности можно до утра, а потому
сказала:
— Хватит-хватит, меня не краны интересуют, а что за
богомолье у них, кому молятся и что за церковь такая чудная? Ответишь,
непромедлительно выпить дам.
— А, это, — обрадовался мужичок, — так бы сразу и говорили.
Вон, справа весь забор афишами увешен. Главный у них Вишну Магомет Иисус. Он же
пророк, он же и бог. Сегодня как раз проповедует и чудеса творит, но не
наливает, гад такой, не наливает. Ой, простите, — мужичок смутился и зачем-то
перекрестил свой косматый рот. — А дом этот — церковный, — продолжил он. —
Охфициально. Тут уж проверяющие ездили, ездили…
Монах мой пришел в волнение. Даже я была ошарашена
невообразимым набором божественности. Надо же, — Вишну Магомет Иисус! Что ж так
мало? Аль не знает, что еще Кришна и Будда есть. И Заратустр. А Зевс и Юпитер
чем ему плохи? Почему их обидел?
— Что он говорит? — изумленно спросил у меня монах, видимо
своим ушам не веря.
— Вишну Магомет Иисус проповедует здесь, — ответила я. —
Собственной персоной. Проповедует и чудеса творит. А что ему не творить-то их
при такой божественности. Неполное, правда, собрание пророков и богов, но еще
не вечер, в смысле еще не утро. Возможно пополнят.
Монах мой нахмурился, но промолчал.
Больше у меня вопросов не возникало. Мужичок был так
убедителен, что я поверила ему и читать афишу не стала. И без того все ясно.
Молча протянула ему бутылку с водкой, выслушала неожиданное «спаси тя господь»
и воззрилась на монаха:
