— А вы все чистые проповеди толкаете, — осудила его я.
Монах лишь пожал плечами, мол что за тема для разговора?
За этим спектаклем я чуть не упустила Коляна, однако монах,
молодец, всех в поле зрения держал: и пророка и Коляна. Когда последний под
проповедь тихо двинулся вдоль стены, монах дал мне знак. Мы дружно встали и
двинулись за Коляном, который шел не оглядываясь, что было очень удобно.
Так мы дошли до узкой стальной двери, за которой Колян тут
же и скрылся, а мы остановились.
— Надо идти туда, — сказал монах.
— Боюсь, — призналась я.
— С нами Бог, — сказал он и, не дожидаясь моего ответа,
толкнул дверь ногой.
Она открылась. Мы вошли. Колян уже исчезал за поворотом
тускло освещенного коридора, в котором было много дверей. Монах бросился за ним
бегом. Мне ничего другого не оставалось, как последовать его примеру.
Когда широкая спина Коляна замаячила впереди, мы перешли на
шаг. Коридор был очень длинный, лично мне он показался бесконечным.
Наконец он закончился двустворчатой распахнутой дверью, за
которой как-то сразу без всякого перехода начинался пир горой. Во главе стола
восседал сам Вишну Магомет Иисус. Мы застали его произносящим тост за тех, кто
«топчет зону». Это впечатляло. Меня, конечно, не монаха, который истинного
смысла все равно не понял.
Прислуживали пирующим полуобнаженные девицы с просветленными
лицами: нечто среднее между гейшами и монахинями. Диссонанс формы и содержания
тоже впечатлял.
Впечатляло, должна заметить, все, но истинным гвоздем
программы был, конечно же, Вишну Магомет Иисус — весьма колоритная личность.
«Раздвоился, сволочь, — подумала я. — Один тут бухает, а
второй там пашет в поте лица.»
Мне стало ясно, что Вишну Магомет Иисус работать не любит.
Дублера поставил вместо себя, а тот под фонограмму рот раскрывает. Лица-то его
в свете лазеров разобрать все равно нельзя. Как только дублер этот бедный не
ослеп?
Долго топтаться у двери нам не пришлось. Неслабый удар в
спину заставил меня войти. С монахом, похоже, произошло то же самое. Мы влетели
на середину зала, прямо к столу. Я сделала это с криком:
— Мама, моя!
Монах молча. Капюшоны с наших голов упали. Я оглянулась, за
спиной застыли две фигуры в белых балахонах. Разговоры за столом сразу стихли,
а Колян, склонившийся к богу-пророку, выпрямился, глянул на нас и завопил:
— Хватай сучку! И америкоса держи!
Я приготовилась умирать, но монах мой повел себя неожиданно.
Еще вопль Коляна не успел затихнуть, как монах ловким движением метнулся под
ноги тем архангелам новоявленного пророка, что стояли позади нас. Люди в
балахонах упали, а монах закричал:
— Бегите, Софья Адамовна!
И я побежала. Уж очень не хотелось встречаться с Коляном,
да, помнится, и с его миловидной особой я не слишком хорошо обошлась в ее же
собственной квартире.
Для бегства причин было много, и улепетывала я старательно.
Перед поворотом коридора оглянулась: мой монах как раз швырнул парня в балахоне
в толпу пирующих и приноравливался швырнуть кого-нибудь еще.
«Да поможет ему Бог,» — подумала я, сильно надеясь увидеть
этого хорошего человека в добром здравии.
И Бог ему помог. Когда я подбежала к узкой металлической
двери, монах, несущийся гигантскими шагами, меня догнал. В молельный зал мы
влетели вместе. Однако у пирующих, видимо, связь с внешним миром была. Проходы
между креслами, занятыми нововерующими, быстро заполнялись одетыми в белое
здоровяками. Путь отступления был отрезан. Надежно.
И я приняла решение. Крикнула монаху: «За мной!» — и
устремилась в центр сцены к кривлявшемуся там маленькому человечку.
Бесстрашно, вся будто охваченная пламенем, я влетела внутрь
повисшего над сценой изображения. Подбежала к испуганно поднявшему руку актеру
и обомлела.
Это была Рыжая Борода!
«Е… Елки-палки!» — подумала я.
«Елки-палки!» — подумала я и прозрела: «Так вот что имел
ввиду этот гомик, когда нес околесицу о спектакле, пророке и о своей
пророческой душе.»
Рыжая Борода тоже меня признала. Впрочем, ее уже неуместно
было называть Рыжей Бородой: растительность на лице прикрыл тонкий, но плотный
шелк телесного цвета, даже вблизи создающий иллюзию гладко выбритой кожи.
Оставшуюся часть рожи, сильно мною покарбованной, покрывал толстенный слой
грима, однако фингал под глазом замаскировали плохо. Но мне было не до
созерцания Рыжей Бороды с ее фингалами, у меня и собственный недурной имелся. К
тому же я мчалась навстречу свободе. Пока мой старый знакомый испуганно хватал
ртом воздух, я рванула к проекционной аппаратуре и… не успела.
Кто-то схватил меня за шиворот, но подержал недолго, вскоре
выпустил. Я упала на пол, оглянулась — надо мной висел Колян. Оторванный от
пола железными руками монаха, он фактом этим немало был смущен. Легко было
заметить невооруженным глазом, что громадный Колян к такому состоянию не
привык.
— Привыкай! — крикнула я и задвинула ему…
Нет-нет, под зад ботинком. Второй мой удар достался
проекционному аппарату. Он упал и очень удачно, гораздо удачней, чем я могла
предположить. Посыпавшиеся искры наводили на мысль о коротком замыкании.
И наступила тьма. Полная тьма, что мне и требовалось. Я
схватила монаха за руку, мы бросились к выходу. Судя по крикам и движению,
бросились не мы одни. Началась суматоха, мы смешались с толпой, заполнившей
центральный проход.
Я уже чувствовала себя свободной, и мечтала так, в полнейшей
тьме и добраться до выхода, но вдруг произошло то, чего я ну никак не ожидала:
звучный голос, тысячекратно усиленный электронной акустикой, пропел протяжное
звукосочетание: «моном-ма-ном».
Огромный многоярусный зал осветился переливающимся,
мерцающим светом. Клочья холодного феерического пламени причудливо падали в
толпу с потолка, и над всем этим ритмично грохотнули ударные инструменты. Затем
в сложный ритмический рисунок вплелась приятная восточная мелодия, исполненная
в гармонии пентатоники, и вся толпа пришла в движение.
Меня окружали люди в весьма настораживающем состоянии: глаза
безумные, рты разинуты, головы запрокинуты к потолку, тела сотрясаются в ритме,
заданном неведомым музыкантом, — жуткое зрелище. Впрочем, я такого немало
повидала на юношеских вечеринках и дискотеках, когда-то мне это даже нравилось.
— Откуда свет? — прокричал мне в ухо монах.
— Сама не знаю, — двигаясь к выходу, проорала я.
Мы пробирались через танцующую толпу, слегка приплясывая,
чтобы не слишком отличаться и не привлекать к себе внимание. Выход приближался,
приближался и…
