— Трудно же в вас входит знание, но почему ж на мосту не
применили вы эти искусства? Ах, как я в них нуждалась!
— Там не было необходимости. Пули меня минуют, в воде я не
утону, в огне не сгорю, зачем же оказывать сопротивление? Бессмысленно
создавать лишние вибрации энергии.
— Мне «нравится» ваш подход! — возмутилась я. — Вы— то не
горите и не тонете, но я-то очень даже.
Ответить монах не успел, мы подошли к входу в молельный дом.
Удивительно, но дом этот работал, похоже, круглосуточно. Во
всяком случае мы опять вошли без препятствий, и нам снова выдали белые одеяния
с капюшонами.
— Послушайте, — не выдержав, спросила я у существа
неопределенного пола, сидящего неподалеку, — здесь что, всегда служба идет?
— Нет, вы присутствуете при великом празднике, который
длится три дня, — восторженно ответило существо, жмурясь от блаженства. —
Только на этот праздник пускают всех желающих, в другое же время двери храма
открыты лишь для посвященных.
— Слышали? — торжествуя, обратилась я к своему монаху. —
Праздник тут у них, а вы все на Господа ссылаетесь. Больше ему делать нечего,
как помогать нам, презренным.
— Господь не покидает нас ни на секунду, — спокойно ответил
монах, — и Господь творит чудеса, но не нарушает заведенных законов на каждом
вашем шагу. Его чудо в том, что он привел нас к этому дому в нужный момент.
— Посмотрим, так ли этот момент нам нужен, как вы пытаетесь
меня убедить.
А на сцене прежним ходом шло шоу с пророком. Насколько
позволяло мне зрение, я сделала вывод, что в роли пророка выступает все та же
Рыжая Борода. Оставалось лишь дивиться выносливости этого грешника. Не обошлось
там, думаю, без допинга. Трезвым на сцене так долго, да еще в роли пророка, не
продержится даже гомик.
Посидев некоторое время в зале и полюбовавшись на
божественные кривляния загримированной Рыжей Бороды, я заскучала и вынуждена
была потревожить своего монаха.
— Послушайте, — прямо в ухо ему зашептала я. — Долго мы еще
тут будем этому разврату предаваться? Не хотелось бы рисковать своим духовным
ростом, давшимся мне с большими аскезами.
— Только на службе Господу вы духовно и растете, — успокоил
меня монах.
— Как вас понимать? — разволновалась я. — Не хотите ли вы
сказать, что я прямо сейчас Господу и служу? Для себя незаметно?
— Да, — коротко бросил он.
Я так не могла, мне нужны были подробности.
— Послушайте, — опять зашипела я, — не хочу показаться
назойливой, но чем же я Господу-то служу? Сижу, гляжу на пьяного гомика и
служу? Это что же, как в армии что ли: солдат спит, а служба идет?
Монах на меня рассердился:
— Вы что, совсем не умеете молчать? Когда-нибудь закрывается
рот ваш?
— Практически никогда, как у любой нормальной женщины, —
заверила я. — Мы же не обладаем бессодержательностью мужчин, нам всегда есть
что сказать, и все такое дельное, что никак откладывать нельзя.
— Но я вас очень прошу — отложите, — взмолился мой монах.
Я пошла ему навстречу.
— Хорошо, постараюсь, — неохотно согласилась я.
Какое-то время мне это удавалось, но молчания все равно не
получилось: прорвало монаха.
— Маруся говорила, что вы инженер? — неожиданно спросил он.
— Ну да, — нервным шепотом подтвердила я. — И инженер тоже,
прости меня Господи.
— Тогда могли бы вы предположить где находится пульт
управления всеми чудесами, которые демострируются в зале?
Я поняла его мысль и ответила:
— Для этого не обязательно быть инженером, достаточно не
быть монахом. Кстати, с какой целью вас это интересует?
— Я должен произнести проповедь этим заблудшим душам, —
невозмутимо ответил он, после чего я уже никак не могла сохранять
невозмутимость.
— Послушайте, — завопила я может чуть громче, чем того
требовала безопасность. — Не сошли ли вы с ума? Для чего мы сюда проникли? Для
проповеди? Это что, ваша единственная цель?
— Да, второй раз в этот дом я вошел лишь с этой целью, —
едва ли не с гордостью подтвердил монах.
Тут уж я просто озверела.
— Вы хотите сказать, что я рискую жизнью ради вашей
проповеди? — зашипела я. — Сейчас же переубедите меня в этом, иначе за себя не
ручаюсь.
— Это так, — бесстрашно заверил он. — Я обязан
проповедовать.
Я сделала стойку, и монах, заметив мое решительное
настроение, тут же поспешил пояснить свою опасную мысль:
— Успокойтесь, это путь к моему учителю и вашему сыну. Мы
должны пройти его.
Я кипела:
— Ха! Путь! Уж слишком он замысловатый! А по— моему, вы
просто шантажируете меня! Развели, понимаешь, тут спекуляции, а сами ради своих
прихотей моими интересами пренебрегаете. А я еще и своей жизнью рискуй?!
— Риск невелик, — мямлил монах.
— Конечно, — для вас может и не велик. Среди этих
богомольных бандитов ваши дружки дипломаты просто кишмя кишат. Вам-то, может,
ничего плохого и не сделают, а насчет себя я сильно сомневаюсь. Фиг вам! Я в
этом не участвую. Сейчас же удаляюсь, а вы оставайтесь здесь и читайте свои
проповеди хоть до посинения! Когда вас начнут бить, я буду уже в Москве. Да и
какой из вас проповедник? Только гляньте на себя, у вас же фингал под глазом!
— Это вы же меня и ударили, когда я вытаскивал вас из
ледяной воды, — возмущенно напомнил монах.
Но мне хватало и своего возмущения.
— Да кому это интересно? — едва ли не закричала я. — С этим
фингалом вы похожи на разбойника. Кто поверит, что вы святой? Тьфу на вас!
Тьфу! Тьфу! Тьфу! Будь проклят тот миг, когда я с вами связалась!
Я не на шутку разошлась. Я была зла! Ох, как я была зла! Мой
Санька, мой ненаглядный сыночек нуждается в моей помощи, а я вожусь с этим
полоумным монахом, который под марку своей дружбы с Господом водит меня за нос.
И как такое случилось, что я, при моем здравом уме, вновь
забрела в этот дурацкий молельный дом? Ехали же спокойно в Москву…
А-ааа! Я сама этого ненормального за руль посадила! Разум
меня покинул! Как я могла доверить ему руль? Что за дура? Ведь промахнула бы
этот поворот и глазом бы не моргнула. И он ничего не заметил бы за своими
молитвами, вот и был бы ему весь Господь с его путем к гуру. Так нет же мне,
вдруг, ни с того ни с сего, справедливости захотелось. И вот — сразу вляпалась
в дерьмо. В одном он прав, нет никакой справедливости. По справедливости я бы
уже давно его бросила…
