Я деловито спросила:
— Пахан ваш его главней?
— Главней, — заверил бандюган.
— Тогда как же этот негодяй смеет идти против воли пахана? —
изумилась я.
Бандюган с жалостью на меня посмотрел и сообщил:
— Напрямую не смеет, а то бы давно попер, а исподтишка
запросто. Шепнет своим браткам и нет тебя. Так что не выкаблучивайся, а дергай
отсюда со всей дури, пока при памяти и ветер без камней. Топай, бабушка, топай.
И я дернула, то есть потопала, хотя голова шла кругом. И
было от чего. Посудите сами: Ангира Муни, санньяси, надел шафрановые одежды,
обрил голову, отрекся от всего чувственно-материального, предался чистому
служению Господу… и оказался правой рукой пахана. Доферти, школьный друг,
дипломат, душа человек, — одного с Ангирой поля ягода. Несчастный мой Шрила
Мукунда мечется по России в поисках своего святого гуру, который на поверку
оказывается матерым мафиозным бизнесменом Гургеновым. Не удивлюсь, если этот
Гургенов паханом и окажется.
Господи! Что же тогда получается? Гургенов — Маха прабху на
пару с Американцем — Ангира Муни морочат голову бедному моему Шриле Мукунде?
Боже! Белые пришли — грабят. Красные пришли — грабят. Куда
бедной христианке податься?
«Форда» нашего я не нашла и до Москвы добиралась автостопом.
Сильно в этом деле мешал фингал, но ничего, добралась, а как приехала в Москву,
так первым делом помчалась к Буранову. Тамарка предала, Гургенов еще то жук
оказался. Один Буранов у меня и остался.
Очень я рассчитывала на него еще и потому, что он вроде уж
как и мой любовник. Правда еще у нас и не было ничего, одни намеки, но мужчины
в такой стадии отношений, порой, даже отзывчивей и участливей бывают. Я же ему
недвусмысленно дала понять, что он может рассчитывать на многое. Жаль, что на
намеках и остановилась. Как раз за этим делом и застал меня тот роковой звонок
моего неверного мужа — сидя в ресторане, я как раз усиленно Буранову намекала
на то, что между нами может случиться страшенный роман и сразу же очерчивала
круг своих интересов, могущих меня подвигнуть на это свершение.
Передать не могу как жалею, что до конца дело не довела —
умчалась следить за своим неверным Женькой. Но все же Буранов, судя по тому,
как он на меня смотрел, кое— что понял и преисполнился надежд. Во всяком случае
я сильно на это рассчитывала.
Вторая причина, которая заставляла меня уповать на Буранова,
— это его крутизна. У него одной охраны раза в два больше, чем у Гургенова. Из
этого я сделала вывод, что Гургенов в сравнении с ним мелкая сошка. И Тамарка
подтвердила, что Буранов крутой. Правда Тамарка, которая в этом деле собаку
съела, утверждает, что количество охраны говорит скорей не о крутизне, а
(цитирую буквально) «о степени засранности хвоста того, кто эту охрану
нанимает».
Грубиянка Тамарка во всем видит только плохое, но ведь я не
такая. Со свойственной мне тонкостью я привыкла идеализировать людей… и тут же
идеализировала Буранова, как только решила, что он будет моим любовником.
Идеализировала себе на горе, но кто же знал, что он, как и Тамарка, бессовестно
меня предаст.
Я ворвалась в его офис, сгорая от нетерпения отыскать своего
сына, а так же желая поскорей освободить моего учителя Шрилу Мукунду. В то же
время хотела я тут же отправиться на штурм логова Гургенова и при этом…
Не скрою, дел накопилось столько, что мне хотелось срочно
бежать сразу в нескольких направлениях. Поэтому я сильно рассчитывала на помощь
Буранова. Каково же было мое изумление, когда я увидела этого сукина сына
беседующим… с Коляном.
«Давненько я с ним не видалась», — подумала я.
Однако встрече совсем не обрадовалась. Колян же, напротив,
увидев меня, оживился, пришел в восторг и закричал:
— Вот она! Вот!
Я мигом оценила ситуацию: Буранов и Колян на одном конце
коридора, я на другом, причем выход за моей спиной. И я, не взирая на некоторый
возраст, припустила так, что юный Колян и вполне спортивный Буранов сразу
поняли безнадежность своих намерений. В отчаянии, потеряв разум, они дружно
завопили:
— Стой! Стой!
«Глупее ничего не придумали? — улепетывая, изумлялась я. — В
такой ситуации просить меня остановиться могут только полные кретины. Их „стой“
лишь скорости мне добавляет.»
С этой скоростью я и отправилась к Тамарке. Выбора не
оставалось. В любом случае ехать надо было к Гургенову, но теперь, когда узнала
я какая он хитрая лиса, соваться в его логово в одиночку мне не хотелось.
Где-то томится и страдает без мамочки мой Санька, мой
маленький ненаглядный сыночек; под Питером заточен в подвал чистейший человек —
ачарья Шрила Мукунда, учитель мой дорогой, и никто, никто им не поможет! Я
осталась один на один со своим горем, и помощи ждать совершенно неоткуда,
поскольку очевидно, что и Доферти, и Ангира Муни, и Гургенов и Буранов и даже
моя Тамарка — одна банда.
Что делать?
Из всех зол выбирать меньшее. Тамарка — единственный
человек, на которого я хоть как-то могла рассчитывать. Уж не знаю, чем там
Гургенов ее охмурил, но наши с ней годы дружбы враз на помойку не выбросишь.
Пусть она, Тамарка, вся погрязла в гуне невежества и в гуне страсти, но не
станет же она смерти моей желать? Никогда не поверю, что я утратила на Тамарку
всякое влияние.
«Уж как-нибудь уговорю ее, одумается,» — решила я и двинула
к старой подруге.
Едва я вошла в офис ее компании, как увидела свою Тамарку
мило беседующей с молодым человеком очень приятной наружности. Его манеры, весь
его облик говорили о том, что передо мной достойный мужчина, точнее парнишка.
Тамарка, бессовестно кокетничая, давала молодому человеку дельные советы, он же
внимал ей, выказывая настоящее сыновье почтение.
Долго наслаждаться их идиллией я не могла — нервы уже не те,
потрепаны и ледяным купанием, и «братанами», и подвалом. На мое счастье
бессовестный Тамаркин флирт закончился с появлением ее референта. Обласканный
молодой человек, демонстрируя рвение, боднул густым чубом пространство и со
всех ног помчался служить своей госпоже. Я же, глядя в спину удаляющейся
Тамарки, поняла, что в разгар рабочего дня вряд ли смогу дождаться пока моя
подруга обратит свое драгоценное внимание и на меня, а потому рискнула: набрала
побольше воздуха в легкие и завопила:
— То-омааа! Черт тебя подери!
Тамарка, надо отдать ей должное, отреагировала мгновенно,
затормозила и, увидев меня, закричала как ни в чем не бывало, будто и не
предавала она меня, будто и не было никаких «братанов».
— Мама, ты невозможная! Где тебя носит? Уже с ума я схожу!
На всякий случай я держалась от Тамарки подальше, но, учуяв
искренность и сообразив, что меня никто ни хватать ни тащить не собирается,
осмелела и перешла к дружескому общению.
