— Да проще простого — позвони ему и езжай.
Я опешила. Боже, какая наивность!
— Езжай! — возмутилась я. — Ага, а он меня схватит. Удивляет
твоя глупость, Тома. Езжай! Ведь братан-то не зря у тебя ошивался, меня
поджидал.
Тамарка растерялась:
— А что ты предлагаешь?
— Предлагаю, чтобы ты под каким-нибудь благовидным предлогом
отправилась к Гургенову со всей своей свитой. Я имею ввиду, преимущественно,
охрану. Ну, само собой, и я с тобой. Пока ты будешь Гургенову пудрить мозги, я
проберусь в его кабинет и спрячусь. Ты же с охраной будь начеку.
Тамарка несказанно удивилась:
— Зачем, Мама?
— Тома, уже и ты невозможная! Что за вопросы ты мне задаешь?
Зачем быть начеку? Чтобы и меня не похитили, как моего Саньку!
— Да нет, Мама, зачем ты полезешь в кабинет Гургенова? К
чему такие сложности?
— Как ты не поймешь, я хочу поговорить с ним наедине, потому
что уверена: найду слова и пройму его совесть. Как никак я тоже теперь с
духовным ростом. Короче, что объяснять тебе, обусловленной, когда ты все равно
ничего не поймешь. В общем, спрячусь в кабинете и дождусь когда Гургенов
останется один, тогда выйду и с духовной позиции с ним поговорю — пусть
одумается и вернется на путь истинный.
— Зачем?
Немало мне потребовалось усилий, чтобы не выйти из берегов.
— Тома, что за вопросы, — терпеливо увещевала я. — За тем,
чтобы душу свою спасти!
— Тьфу, Мама, на тебя! На кой черт мне душа твоя? Зачем тебе
в кабинете прятаться? Ты что, не можешь прямо при мне все свои дурацкие вопросы
господину Гургенову задать?
Не могла я объяснить Тамарке зачем мне нужно встретиться с
Гургеновым наедине. Да и как ей объяснишь, мы же теперь на разных уровнях: у
меня уже духовный рост, а у нее этого роста в помине нет и не предвидится. Один
материализм в душе.
— Понимаешь, Тома, — стараясь проявлять терпение, сказала я,
— Гургенов повел себя, как последняя сволочь. Мой монах, этот святой человек,
этот чистый и преданный слуга нашего Господа, жизни своей не жалея, приехал в
нашу страну… Скитается, мытарствует и все зачем? Чтобы спасти пахана-Гургенова,
который на самом деле, оказывается, Маха прабху. Этот же подлый Гургенов сидит
себе и в ус не дует. Банду возглавил и бедного монаха гоняет по нашей стране,
как вошь по гребню. Ну куда это годится?
Тамарка покрутила пальцем у виска и сказала:
— Мама, ты сошла с ума. Где имение, а где вода. При чем
здесь Гургенов, если речь идет о твоем полоумном монахе? И что это ты так
прониклась? Уж не его ли это тлетворное влияние? Смотри! Так ты с ним и до веры
в Бога докатишься. С тобой и сейчас сладить нельзя, а что же будет если
уверуешь? Вон, Роза уже свихнулась, на мантевизме. Мысли чужие учится читать. С
магами и колдунами связалась, к батюшке ходит, надоедает святому отцу, все ему
душу свою открыть норовит. И ты, Мама, того же хочешь?
— Тома, — прошипела я, — не становись на пути моего
духовного роста! И не смей богохульствовать! Я теперь другая! Я теперь не та!
— Уж вижу, — поджимая губы, заметила Тамарка.
— Короче, будешь ты мне помогать?
— Да в чем помогать-то? К господину Гургенову что ли тебя
сопровождать? Пожалуйста. Если так приспичило, так все дела брошу и повезу тебя
к господину Гургенову, только глупости это. Не поверю никогда. Чтобы господин
Гургенов связался с «братвой»? Не такой он человек, Мама. Уж кто-кто, а я-то
разбираюсь в людях.
Я все же вышла из берегов и сразу же правду-матку в глаза
резать начала.
— Ты разбираешься в людях? — закричала я. — Глядя на твоего
мужа, этого не скажешь, Тома. Но не о Дане твоем речь, его и без того Бог тобой
неустанно наказывает. Речь о моем сыне. Вези меня к Гургенову, как бы ты хорошо
о нем не думала. Уж я постараюсь развеять твои приятные впечатления.
Тамарка покачала головой:
— Мама, ты невозможная, но мне уже интересно как ты это
будешь делать. К тому же понять не могу зачем господину Гургенову красть твоего
Саньку? Абсурд. И если ты залезешь в его кабинет, он же сразу поймет, что я
способствовала тебе…
— Тома, какая разница что он поймет, этот преступник?
— Ну как же, тебе-то все равно, а мне еще бизнесом с ним
предстоит заниматься.
— Боюсь, что бизнесом он теперь будет заниматься на нарах, —
с притворным сожалением сообщила я.
— Мама, только (если что) не спеши, — предупредила Тамарка.
— Не забывай, у меня с ним проект.
Я клятвенно заверила, что пристрою Гургенова на нары только
после осуществления этого проекта, и Тамарка ему позвонила.
Пока она увлеченно болтала с этим подлым паханом, я
незаметно сунула руку в ящик ее стола, где Тамарка на всякий случай хранила
пистолет и гранату, без которых заниматься бизнесом в нашей стране пока еще
невозможно. Пистолет я с глубочайшим удовлетворением спрятала под курткой на
груди, а гранату в карман брюк затолкала.
Тамарка, ничего не замечая, закончила переговоры, трубку на
телефон положила, на меня победоносно взглянула и свою команду вызвала. После
этих процедур мы отправились к Гургенову. Уже в машине Тамарка вдруг выхватила
из лапы своего верзилы-телохранителя сотовый, сунула его в мою руку и сказала:
— На всякий случай, Мама, чтобы опять тебя не потерять. Как
ты мне уже со своими приключениями надоела, черти тебя дери! На одних только
такси разорюсь скоро. Ты же нигде за себя не платишь.
Мне представлялось, что пробраться в кабинет к Гургенову я
смогу без особых проблем, однако позже выяснилось, что не судьба. Как только мы
оказались в офисе Гургенова, я сразу же отделилась от Тамаркиной «делегации» и
скрылась в туалете. Сделала я это по многим причинам. Главная заключалась в
том, что я слишком хорошо знала свою Тамарку: раз она решила, что мне не стоит
прятаться в кабинете Гургенова, значит и не станет мне в этом содействовать.
Даже помешать постарается.
Я же хотела застать Гургенова врасплох и задать ему
несколько вопросов. Во-первых, я хотела посмотреть в его бесстыжие разноцветные
глаза и спросить где мой Санька. Думаю, под дулом пистолета Гургенов
скрытничать не станет. Очень хотелось знать, как мог он так бессовестно предать
моего монаха, прекрасного человека, чистого и преданного, доверчивого
беспредельно. Как Ангиру Муни пригрел, этого бандюгана и Американца? Зачем нас
с монахом беспощадно во льдах топил?
Короче, вопросов множество накопилось. Жаркая проповедь уже
горела в моей душе — жаждала выхода, жаждала излиться на голову этого пахана.
До жути хотелось потрясти подлого Гургенова своей пламенной речью. В
присутствии Тамарки это казалось совершенно невозможным. Голос Тамаркин, порой,
и мой перекрывал, а долго терпеть когда говорит не она, Тамарка с рождения не
могла.
