Соболев был уверен, что стихи написаны Соней. Теперь, узнав ее лучше, он мог распознать ее «почерк». И хотя по настроению стихотворения были гораздо наивней, чем тот образ, который закрепила за собой Воробьева, Андрей не мог не узнать в них ранимую душу, которую матерая журналистка тщательно скрывала от всего мира. Каждая строчка задевала Соболева. Стихи были грустными, порой даже отчаянные. Некоторые Андрею очень понравились и, незаметно для себя, он их тут же запоминал.
Модный ресторан «Бонджорно» на Патриарших прудах принимал в этот вечер пафосных представителей московского beau monde…а. Праздник был посвящен открытию очередного бутика, представляющего новую линию молодежной одежды. Публика пестрела знаменитыми лицами. Фотографы не успевали за прибывающими в бесчисленном количестве звезд. Организаторы вечера разгуливали по переполненным залам с бокалами шампанского в руках. Они были довольны собой — коктейль из приглашенных был исполнен в идеальных пропорциях. Представители самых состоятельных слоев были рады возможности потереться плечами с народными любимчиками, а звезды были счастливы постоять рядом с влиятельными персонами. Лишних или случайно затесавшихся в гламурную толпу не было, и это был еще один повод для хорошего настроения всех присутствующих. Среди «своих» были и завсегдатаи модных тусовок, Павлик с Гариком.
— Как тебе коллекция?
— Очень мило. Громкая демонстрация сдержанности, скромности и такта. В общем, хороший тон.
— Какое это отношение имеет к хорошему вкусу? — Гарик начал раздражаться. — В дизайне главное — хороший вкус и индивидуальный почерк, а не хороший тон.
— Хороший вкус важен во всем, дорогой. И особенно в деталях. Если ты хотел сказать что-то умное, давай вместе что-нибудь придумаем. Полголовы хорошо, а одна — лучше. — Павлик поставил пустой стакан на край сцены, на которой сегодня должна была выступать звезда британских поп-чартов.
— Смотри, вон твой Ухов, — Гарик толкнул приятеля в бок, от чего тот пошатнулся.
— Пьянь! — Гарик прокомментировал неустойчивое состояние своего друга.
— А с чего это вдруг Ухов — мой?
— Ну, во-первых, потому что ты по нему сохнешь…
— Чего? — возмущенно пропищал Павлик.
— А во-вторых, он разводится. — Гарик весело подпрыгивал на месте, радуясь тому, что ему удалось шокировать своего циничного приятеля.
— Откуда ты знаешь? — Павлик вцепился в локоть Гарика.
— Ай! Отпусти, больно! — Морщась, он потер руку. — Я же дружу с Викой. Как мне не знать? Она ему такую таксу выставила! А он хоть бы хны! — Гарик шепнул Павлику на ухо сумму, в которую Ухову выливается развод.
У Павлика брови полезли на лоб.
— Понимаешь? Вот сколько люди готовы платить за свою свободу! А мы имеем — и не ценим.
Подвыпившие друзья покатились с хохота, забыв, что вокруг такая чопорная публика. В этот момент кто-то похлопал Павлика по плечу. У Гарика, который видел подошедшего, вытянулось лицо. Паша обернулся и увидел Ухова.
— Привет, Павлучио! — Ухов протянул ему руку. И добавил, глядя отсутствующим взглядом, куда-то вдаль мимо Петра: — Все развлекаетесь, счастливые? Понимаю… Это, безусловно, изысканное удовольствие позволить себе так запросто смеяться над собой и себе подобными…
— Здравствуйте, Станислав Васильевич. — Павел с трудом сдерживал рвущийся из груди смех.
— Пойдем, поговорим, — Ухов по-приятельски обнял Павла за плечи и увел к столикам.
Гарик удивился тому, что Ухов его проигнорировал. Видимо, из-за развода общество, в его представлении, разделилось на два лагеря, состоящих из тех, кто на стороне Вики, и тех, кто на стороне Стаса. Судя по всему, Гарик попал в первый лагерь.
Уже стемнело, когда заплаканная Соня отложила компьютер в сторону и зарылась лицом в подушки. Голова болела сильнее, чем днем. Слезы добили ее окончательно. Вдруг она услышала резкий звук мобильного телефона. Соня вскочила и тут же схватилась рукой за лоб. От резкого движения в мозгу как будто что-то взорвалось.
«Нервы — ни к черту», — подумала Соня и, как всегда в последнее время, постаралась придать своему голосу естественное звучание, ни в коем случае не выдав волнение, которое билось в горле.
— Але.
— Сонечка, дорогая! Скорей приезжай! — голос Павлика еле угадывался в громком хаосе звуков.
— Паша, мне плохо! — Соня только сейчас вспомнила, что за целый день так и не позвонила своему другу, чтобы пожаловаться.
— Соня, давай, руки в ноги, и дуй сюда. Я в «Бонджорно». У меня суперновости! Ты зашатаешься! То, что доктор прописал тебе в твоем расположении духа.
— Боюсь, что доктор мне бы прописал сейчас постельный режим. Я весь день не могу встать с кровати.
— Дорогуша, ничего страшного! Это обычное явление — похмелье. Тебе бы в туалет сходить, освободить желудок.
Соня закатила глаза.
— Блин, Паш, можно без щемящих подробностей?
— Не капризничай! У тебя отравление организма. Башка болит?
— Да. Раскалывается. И мутит меня весь день.
— Ой, не плачь, ничего страшного. У тебя есть алкоголь?
Соня подошла к холодильнику, содержимое которого она отлично знала, но теперь не помнила ничего.
— Ты намекаешь на водочный компресс? — Соня стояла, держа за дверь холодильника. Взгляд ее упал на бутылку шампанского, которую они с Русланом так и не распили за ужином. — Есть шампанское.
— Отлично! А теперь внимательно меня послушай. Тебе нужно его открыть.
— Чего?
— Выпей пару глотков, я тебя умоляю. Тебе сразу жить захочется. Уж поверь старому алкоголику!
— Паша, меня тошнит от одного вида этой бутылки.
— Соня, миленькая. Я понимаю, что тебе нехорошо. Но, во-первых, с этим надо что-то делать, а во-вторых, сейчас и здесь решается твоя судьба. Поэтому ты сейчас пойдешь в ванную, положишь на рожицу масочку, отмочишь свое тельце в ванной, пощиплешь себя за щечки, накрасишь глазки, наденешь каблучки и приедешь на Патрики через час.
— Я не могу, — Соня села на край кровати. Она чувствовала себя уставшей только от перечисления действий, которые от нее требовались. — Что там стряслось, ты хотя бы сказать можешь?
— Ухов разводится, — Павел прикрыл трубку рукой, его голос стал таинственно-приглушенным.
— Что, прямо в «Бонджорно»?
— Это не все. Он меня достал расспросами о тебе.
— И что теперь?
— А теперь ничего! Пока ты там время теряешь, за ним уже выстроилась очередь желающих прибрать к своим рукам.
— Супер, — голос ее от возмущения звенел. — Возьми мне номерок, а я пока выберу обувь поудобней — может, всю ночь в очереди стоять придется. — Соня повесила трубку.
