Если они не стреляют в висок приезжим людям, когда те стоят вполоборота.
Поздно вечером я остановился у высокого берега, с которого слетело три или четыре вороны. Взяв карабин, я поднялся наверх по утоптанной звериной тропе. Такие тропы здесь обычно идут вдоль всех более-менее значимых рек и распадков. Но в этом месте тропа появилась иначе.
Прямо наверху я обнаружил кости одного, а может, и нескольких сохатых. Вокруг, у отдельно растущих лиственниц, стояли наклонные палки с привязанными к ним цепями – стойки для капканов. Капкан кладётся на эту палку вместе с приманкой, соболь забирается на неё, попадает в капкан, падает вместе с ним вниз, повисая на капканной цепи, и замерзает насмерть. Что же до лосиных костей, то, по традиции омолонских охотников-промысловиков, Салькин выкладывал сюда в качестве приманки целого лося. Вот как он есть, непотрошёного зверя в шкуре, весом четыреста-шестьсот килограммов. Затаскивал снегоходом, не иначе. Ну и собирал с этого сохатого урожай в несколько десятков пушных шкурок. Я предположил, что, по тем же омолонским обычаям, Салькин убивает чисто для нужд капканной охоты, а не на мясо полтора-три десятка лосей.
Так говорите, кого-то охоты секретаря райкома здесь смущали? Ну-ну…
Капитан Свиридов
Отделение милиции в посёлке Бычье Куйло помещалось в обычном двухквартирном бревенчатом доме. Одна часть его представляла собой собственно отделение, вторая была камерой предварительного заключения и складом всяких необходимых для северного полицейского участка вещей – снегоходов, лодочных моторов, вёсел, резиновых лодок, палаток, спальных мешков, рюкзаков, вьючных сумок, сапог, валенок, унтов, сетей, банок для икры и контейнеров для рыбы и мяса. На самом деле в юрисдикции обитателей этого домика находилась территория площадью с полноценную европейскую страну не последнего десятка – не какая-нибудь там Голландия или Албания, а полноценная Чехия или Австрия.
Проблема заключалась в том, что найти для этого домика постоянного обитателя было очень сложно. Распределённые в это, с какой стороны ни глянь, глухое место выпускники той или иной школы милиции, с ужасом оглядевшись, или срывали с себя погоны, уходя всеми правдами и неправдами в отставку, или облагали местное население неслыханными поборами, дабы с помощью обильных подношений вышестоящему начальству обеспечить себе в кратчайшее время перевод в другое место. Как результат большую часть времени домик отделения вместе с КПЗ и складом стоял под замком, а правосудие осуществлял приезжающий в село пару раз в год по собственным охотничьим надобностям оперуполномоченный из районного центра капитан Свиридов.
В Бычьем Куйле мне надлежало дождаться вертолёта нашей компании, который летел бы с охотниками в местный районный центр, то есть предстояло провести дня три-четыре. Я остановился в гостинице при аэропорте – маленькой комнатке вообще безо всяких удобств, с одной кроватью с панцирной сеткой – и принялся систематизировать свои сведения по распространению животных по пути сплава. Однако уже скоро мне надоело складывать цифры в столбик, и я вышел на светский променад по посёлку – посетить три существующих в посёлке магазина, перекинуться несколькими словами с десятком знакомых людей, да и просто пройтись пешком по тому, что напоминает улицу или дорогу, а не кочкарную поверхность тундры.
Тут-то я и увидел гостеприимно распахнутую дверь милицейского отделения. Я сопоставил сей значимый факт с началом осенней охоты и не колеблясь шагнул внутрь.
Старый пьяница, охотник и гроза всех местных гопников, бичей, алиментщиков, старателей-дикарей, поножовщиков, любителей отлупить свою жену или ещё какого ближнего, капитан Свиридов сидел за аккуратно застеленным газетой столом. Перед ним лежало разобранное ружьё ТОЗ-Э4, и он старательно вставлял в пазы боевые пружины. Дело это требовало полного сосредоточения, но капитан, как незабвенный Юлий Цезарь, старался успевать во всём и повсюду. Поэтому чуть поодаль на том же столе стояла бутылка водки, наполовину полная, и гранёный стакан – наполовину пустой. В углу же, ближнем к двери, на стуле сидел невысокий обтёрханный мужичок неопределённого возраста, от 45 до 65 лет, судя по его смиренному виду и испуганным глазам – явный злоумышленник.
– Вот ты посмотри, Андрей Викторович, – Свиридов только поднял от механизма ружья глаза, «обутые» в тонкие, по-городскому хрупкие линзы. Его лицо, широкое, мясистое, похожее на плохо прожаренную котлету, было смуглым и как бы потрескавшимся от солнца, ветра, дождя и снега, а голова – равномерно покрыта щетиной примерно одинаковой густоты и интенсивности – сверху и снизу. Так капитан Свиридов стригся и брился.
– Вот ты посмотри, – и он ткнул какой-то пружинкой в сторону притаившегося на стуле мужичка. – Видел ли ты когда-нибудь более никчёмного хмыря?
Я дипломатично промолчал.
– Вот, – продолжил Свиридов, снова опуская глаза к механизму и аккуратно вставляя пружинку на место. – И я не видел. Можешь себе представить, поехал ночью на лошади бензин воровать! Полный идиот.
Не дождавшись поддержки с моей стороны, он продолжал:
– Мало того что здесь на деревне лошадь всего одна – на его ферме, – тут я узнал мужичка. Звали его Вася Суржик, после 1991 года он приватизировал отделение местного совхоза с двадцатью коровами и парой лошадей и крутился с этим всем хозяйством как мог. Впрочем, не очень успешно. – Так он на ней поехал на нефтебазу посреди ночи, в три часа. Книг про разведчиков начитался, балбес? – Свиридов решительным движением плеснул в стакан на три пальца водки и протянул мне. – Будешь?
Я послушно выпил.
– Типа все разведчики на дело идут после двух часов ночи, ближе к утру. Тогда вроде как спят часовые. Ну не кретин ли? – сочувственно покачал Свиридов головой, выражая крайнее недоумение Васькиным скудоумием. – Это часовые, конечно, спят. Потому что им делать больше нечего. А в деревне полно народу, который не спит. С блядок идёт, к примеру. И сразу думать начинает: а куда это Васька Суржик две бочки на санях везёт ночью? Ворует ведь небось? И раз – сигнал в органы.
Свиридов снова налил полстакана водки и влил его в себя недрогнувшей рукой.
– Ну вот. Идёт некто с блядок. И видит: некто на лошади две бочки везёт. Ночью. Он сразу – рраз – и сигнал в органы. Ну кто так ворует, а? – сокрушённо заметил он.
– Ты если воруй, – продолжал капитан ковыряться в механизме ружья, – то делай это в открытую. Днём. Ближе к обеду лучше. Или после него: на деревне в это время все пьяные. И не на лошади, а на тракторе. Их в посёлке всё равно двадцать штук. Никто и не запомнит, Суржик то был или кто ещё. Просто скажут – приезжал мужик на тракторе. А если на лошади приезжал, то сразу скажут – Суржик. И не тайком грузить надо, а в открытую. Мол, так положено! Кем положено – сами разбирайтесь! Учить и учить вас, идиотов! Ну что, скотина, будешь ещё так делать? – Свиридов грозно оборотился на Василия.
– Не-нет!
– Что не будешь делать? Воровать?
– Аг-га!
