— Юлик.
Игорь привёл его домой к родителям, накормил ужином, во время которого Юлик, шмыгая носом, рассказал о своей горестной жизни в Воркуте.
— Где вы ночуете? — спросила мать Игоря.
—«Я в мае снимаю квартиру у мая, у гостеприимной травы…» — с готовностью начал завывать гость.
— Понятно, — перебил отец Игоря. — Сегодня останешься ночевать у нас. А завтра… Хочешь пожить под Москвой в посёлке Мичуринец? Кормить щенков и собак моего сослуживца, который должен уехать в санаторий и ему не на кого оставить свой питомник.
— А что я имею против? — сияя, переспросил Юлик. — Старуха-мама была бы вам очень благодарна.
…Так он поселился на воняющей псиной даче. Уезжая, хозяин, разводивший щенков на продажу, оставил ему денег для прокорма овчарок, сенбернаров и пуделей, пообещал ещё приплатить по возвращении.
Целыми днями Юлик честно обслуживал прожорливых породистых кобелей, сучек и их многочисленное потомство, по очереди выгуливал своих подопечных в окрестном лесочке. С рюкзаком, в сопровождении овчарки Дайны регулярно посещал магазинчик у станции, покупал мясные обрезки и кости, овсянку, молоко. Оказалось, там, где кормятся одиннадцать собак со щенками, нетрудно прокормиться и самому.
По вечерам на щелястой даче становилось прохладно. Он топил печку, сидел перед ней в кресле-качалке. Воображал себя кем-то вроде английского лорда, продолжал грезить морем, но почему-то сочинял, как ему казалось, великосветские стихи: «Дама юноше сказала: Милый мальчик-Купидон, покатай меня на лодке, а потом пойдём в салон…»
Юлик, несколько озверевший от своих собак и одиночества, был счастлив, когда, сдав последний выпускной экзамен и получив аттестат зрелости, к нему приехал Игорь.
— Аттестат? Надо отметить! Будем читать стихи и пить пиво!
— Какое пиво? У тебя есть деньги?
— У меня мало. Я думал, ты имеешь… Вместе приятели наскребли рублями и мелочью аж на два литра кружечного пива.
За пивом в павильончик у станции Юлик послал овчарку Дайну. Снял с алюминиевого бидона полукруглую ручку, надел её на шею собаке. Бросил на дно бидона записку, адресованную продавщице Клаве, и деньги. Прицепил бидон снизу.
— Беги! Одна нога здесь, другая там! — напутствовал он верную псину. И Дайна, видимо привыкшая к бидону, затрусила в верном направлении.
Дайна вернулась минут через двадцать. Голова бедняги была низко опущена из-за тяжести бидона, в котором колыхалось два литра пива.
Приятели со стаканами жигулёвского сидели у стола на терраске.
—«Баллада о прекрасной даме»! — объявил Юлик и решительно шмыгнул носом: — «Благословен тот день, тот час, благословен тот полдень жаркий, тот миг, когда впервые вас увидел я в старинном парке»…
Игорь был ошарашен. Его поразил столь резкий поворот воркутинского мариниста к любовной тематике; с другой стороны, возникло завистливое подозрение: а может, он действительно повстречал Прекрасную даму?
— Зрелые женщины в моём вкусе! — заявил Юлик. — Я это понял только теперь. Хочу иметь дело со зрелыми женщинами.
У Игоря отлегло от сердца. Видимо, дел с подобными особами Юлик пока что не имел.
— А как же море? — спросил Игорь. — Знаешь, родители в честь того, что я кончил школу, отпускают меня самостоятельно на две недели к тётке в Ялту.
— А я? — Юлик вдруг заплакал. Рядом сидел человек, который вот-вот увидит море… — Сделай мне счастье! Надо тебе две недели одному скучать у тётки? Поедем вместе! Если поедем вместе на одну неделю, твоих денег нам хватит!
Вечером приятели отбыли с Киевского вокзала. Поезд прогрохотал мимо посёлка Мичуринец, где остались запертые на даче собаки, снабжённые на несколько дней мисками корма.
…Когда юные поэты прибыли в Ялту, они первым делом пришли не к тётке, а на пляж. —Ты сделал для меня то, чего не смогла сделать ООН! — произнёс Юлик и стал судорожно раздеваться.
— Умеешь плавать? — спросил Игорь. Юлик не ответил. Он был так счастлив, так тряслись от спешки его руки, сдирающие свитер.
Игорь последовал его примеру. Впервые он ощутил неземную радость, оттого что доставил счастье не себе, а другому человеку.
Море неожиданно оказалось холодным. Игорь поплыл вперёд и, когда оглянулся, увидел жалкую фигурку, бултыхающуюся в прибрежных волнах.
— Оно солёное! — крикнул издали Юлик. — Честное слово, солёное!
Потом он ходил вдоль кромки прибоя в своих длинных семейных трусах, выхватывал из воды мокрую гальку.
— Драгоценность! Честное слово, драгоценность! Галька обсыхала на глазах, превращалась в заурядный камень. Но Юлик все бегал к рюкзаку, прятал свои находки.
Затем он вытащил из кармашка того же рюкзака блокнот, авторучку, уселся по-турецки и принялся писать.
— Как ты думаешь, Стамбул напротив нас? — вскоре спросил он Игоря.
— Стамбул находится в проливе Босфор! Слушай, пора заявиться к тётке. Я хочу есть!
— Я тоже! — немедленно отозвался Юлик.
Его одежда настолько пропахла псиной, что бродячие собаки, к неудовольствию Игоря, потянулись за ними со всех закоулков Ялты.
Тётка приняла их вполне гостеприимно, Юлик понравился ей тем, что много и с аппетитом ел. Она расспрашивала его о жизни в Воркуте, посоветовала писать матери каждый день по открытке.
— Больше не могу слушать её мнения, — взмолился Юлик. К вечеру они снова вышли на улицы курортного города.
— Скучные люди, — сказал Юлик, увидев на набережной дощатый павильон с вывеской «Бульоны». — Нет, чтобы продавать устрицы с шампанским!
— А ты откуда слышал про устрицы? — изумился Игорь.
— У нас в городской библиотеке имеется и Северянин, и Александр Блок. Прочёл всю поэзию, какая есть. Слушай, а вон ресторан. Ты когда-нибудь был в ресторане? Я не был. Давай зайдём! Ну, попросим пива, какую-нибудь закуску, и все. Сделай человеку ещё немного удовольствия. Пожалуйста…
— Ну, ты и нахал! Пошли. Только шугани от себя мосек и волкодавов! Юлик исполнил его пожелание. Собаки гуськом направились в сторону павильона «Бульоны».
В ресторане стоял дым коромыслом. У небольшой эстрады, где наяривал маленький оркестр, вовсю отплясывала курортная публика.
Они нашли себе место за столиком рядом с длинным столом, за которым компания принаряженных женщин, как вскоре стало понятно — парикмахерш, отмечала день рождения своей начальницы — грузной дамы с высокой причёской, ярко накрашенными ногтями.
Юлик, как сел, не сводил с неё глаз. Не обращал внимания ни на пиво, ни на поданную к нему дешёвую закуску — солёную хамсу.
— Зрелая женщина, — бормотал Юлик. — Настоящая зрелая женщина… Закажи водки!
— Она тебе в бабушки годится. Ей лет сорок, а то и пятьдесят. — Игорь всё-таки попросил официанта принести графинчик со ста пятьюдесятью граммами водки и два шашлыка. Уж больно дразнящий запах доносился со всех сторон.
