– Эх ты, деревня! Смотри! Вот такие куски надо делать, – показал на пальцах солдат.
– Не крупновато ль?
– В самый раз! Курица ведь, мясо нежное. А вот грибы, наоборот, помельче, помельче нашинкуй. Морковочку – тончайшими колечками. Яйцо, наоборот, крупно, на четыре части порежь и по разным углам разложи. Яйцо здесь как бы для украшения. Вот так…
Все сделала хозяйка, как солдат велел. Сложила составные продукты в судок.
– Теперь процеди бульон и пару долек лимона ненадолго в него брось. Цвет сразу и восстановится.
Так все и вышло. Только ахнула да перекрестилась хозяйка.
Солдат доволен:
– И еще свежей петрушки несколько листочков сверху.
Отщипнула хозяйка с грядки петрушки.
– Что еще?
– Все! Соль, чеснок и немного черного перца.
– Неужто все? Слава Богу! Великое дело сделали!
– Теперь заливай бульоном. Перемешивай с осторожностью. И ставь судок в холодное место, а сама готовься завтра встречать внучку. Ничего похожего она у тебя в жизни не ела! Ни в ресторанах, ни в вокзальных буфетах, ни в каких вражьих макдоналдсах!
Выколотил солдат трубочку, расстегнул портупею, снял с головы избитый пропыленный кивер и опять на часы посмотрел.
– А мне, хозяйка, уж извиняй, на боковую пора. Знаешь, как у нас говорят? Солдат спит – служба идет.
Лег солдат на кровать и в ту же минуту уснул крепким сном.
А хозяйка полночи не спала, ворочалась, все думала: как там студень, застынет ли, удастся ли? Очень уж ей внучке угодить хотелось. Чуть свет бросилась в погреб, распахнула дверь, открыла у судка крышку. А там – нежнейшее куриное желе с густым оттенком белых грибов, янтарные морковные колечки и зеленые петрушные лепестки сверху застыли, а из глубины яичные дольки выглядывают. Красота! А запах какой! Прямо голова у хозяйки закружилась от тончайшего аромата Преображенского студня. Тут она и поняла, что такое значит настоящий царский студень! Положила скорее крышку на место, бросилась обратно в избу солдата благодарить, а того уже и след простыл.
Только пятак медный на столе лежит – за ночлег, как договаривались.
Вестфальский гороховый суп
Штирлиц шел по коридору.
В этот раз Ставка требовала невозможного. Два часа назад в пепельнице на рабочем столе Штирлица сгорела радиограмма, переданная между новостями «Die Deutsche Welle».
«Юстас – Алексу. Выясните, кто из высших фигур Рейха пытается сепаратно завязать переговоры с союзниками. Также выясните рецепт вестфальского горохового супа, который может быть предметом переговоров…»
Вестфальский гороховый суп. Секретное блюдо Рейха, доступное лишь высшим партийным бонзам и военным чинам. Истинно арийская нордическая еда.
Войне скоро конец. Красная армия рвется к Одеру. Союзники вступили в Эльзас. Есть информация о контактах Вольфа и Даллеса в Швейцарии. Главный козырь – вестфальский гороховый суп. За него союзники на многое могут закрыть глаза.
Штирлиц прошел мимо дверей с табличками «Борман», «Гиммлер», «Шелленберг» и постучал в дверь Мюллера.
– Входите! – послышалось изнутри.
Штирлиц открыл дверь и перешагнул порог.
– Здесь продается славянский шкаф? – весело спросил он вместо приветствия.
– А, Штирлиц! – широко улыбнулся Мюллер. – Только что о вас думал. Шкаф давно продан. Кстати, вы завтракали?
– Завтракал, – сдержанно ответил Штирлиц.
– Что кушали? Картофельный айнтопф с ливерными клецками?
Штирлица удивило напористое дружелюбие Мюллера. В одно мгновение у него родился рискованный план.
– Я, знаете ли, с недавнего времени предпочитаю на завтрак гамбургеры, – медленно произнес Штирлиц, пристально глядя в глаза Мюллеру. – И отварную кукурузу со сливочным маслом.
Мюллер собрал губы в сухую морщинистую трубочку:
– Гамбургеры?
– Именно.
Заложив руки за спину, Мюллер прошелся по кабинету.
– Хотите сигару?
Штирлиц коротким жестом отклонил предложенную коробку. Мюллер отстриг кончик сигары и закурил. У окна он остановился. Мечтательная улыбка пробежала по лицу шефа гестапо.
В квадратном дворе рейсхканцелярии играла в теннис Ева Браун. Партию в этот раз ей составляла Марлен Дитрих. Ева уверенно вела второй сет, сильными диагональными ударами гоняя противницу по корту.
Штирлиц не удержался и выглянул наружу. В окнах напротив тоже были видны высшие чины СА и СС.
– Ну и как можно травить такую особу? – с сожалением сказал Мюллер.
– Вы правы. Невозможно, – искренне согласился Штирлиц.
С 1940 года фюрер стремился отделаться от надоевшей любовницы, пытаясь организовать отравление руками спецслужб. Мероприятие неизменно срывалось по вине исполнителей, не желавших губить прекрасную Еву.
Год назад возмущенный генералитет даже устроил заговор против Гитлера, но потерпел неудачу. В результате фюрер решил под предлогом военного поражения собственноручно отравить Еву Браун, а заодно инсценировать и собственную смерть, чтобы беспрепятственно отбыть поближе к парагвайским стейкам или мексиканским фахитосам.
Штирлиц, как и все, был в курсе приготовлений, но в Центр пока ничего не сообщал, опасаясь получить невыполнимое задание.
– А вы знаете, Штирлиц! – оторвался от окна Мюллер. – Я ведь простой криминальный сыскарь. Двадцать лет ловил уголовников, мешочников, проституток. Отправлял их за решетку и спал себе спокойно.
Штирлиц тронул пальцем переносицу:
– Я знаю. Именно поэтому я здесь. А не там. – Штирлиц многозначительно показал пальцем в стену.
Мюллер покивал головой:
– Гамбургеры, говорите?
– Да, группенфюрер. Хотя сейчас я больше всего хотел бы съесть хороший стейк из парагвайской говядины. Как и вы, полагаю.
Мюллер загадочно усмехнулся.
– И ради этого я готов какое-то время питаться гамбургерами, – выложил карты на стол Штирлиц.
Шеф гестапо рассеянно выдвинул и послал обратно ящик стола. На лбу его собрались недобрые складки.
– Не надо держать меня за болвана в старом польском преферансе, – резко сказал он. – Говоря о гамбургерах, вы имеете в виду вестфальский гороховый суп! Все просто помешались на этом супе! Я боюсь, что, когда Даллес приедет в Цюрих, в Берлине никого не останется. Все, сломя голову, кинутся вести сепаратные переговоры. Можете себе такое представить?
Штирлиц выдержал паузу.
– Стейк, – раздельно произнес он. – Из мраморного мяса. Без перца и почти без соли…
