Мюллер поморщился.
– Знаете, кто последним пробовал вестфальский гороховый суп?
Штирлиц знал. Но не подал виду.
– Доктор Плейшнер! – сварливо сказал Мюллер. – И что с ним стало? Впрочем, ладно. Я попробую что-нибудь узнать. Я тоже люблю стейки из парагвайской или аргентинской говядины.
Штирлиц осторожно кивнул.
– Я всегда относился к вам с симпатией, Штирлиц, – сказал Мюллер. – Начальство вас недооценивает. А зря. Гамбургеры, говорите? Ну-ну…
Группенфюрер затушил сигару.
– Хорошо. Кстати, могу похвастаться хорошим уловом в роддомах.
Гестапо, как правило, ловило разведчиц в роддомах, где во время родов они неизменно кричали на родном языке. Мюллер очень гордился своим нехитрым, но безотказным способом контрразведки.
Штирлиц располагающе улыбнулся:
– Кто теперь?
– Две китаянки, вьетнамка, нигерийка и, представьте себе, одна русская.
Штирлиц насторожился. Вчера, приехав к радистке Кэт, он нашел на месте ее дома развалины и почувствовал неладное.
– Большая удача, – продолжал хвастаться Мюллер. – Русские мне давненько не попадались!
«Так же, как англичанки, американки и француженки», – продолжил про себя Штирлиц. Всех рожающих разведчиц стран коалиции гестапо переловило еще в начале войны. Сейчас попадались в основном шпионки третьего мира. Кэт была единственной опытной радисткой, сумевшей предохраняться почти до конца войны. Но в середине забеременела и она. Рожать собиралась дома, невзирая на все опасности. Но судьба распорядилась иначе.
– Вот, полюбуйтесь! – Мюллер нажал на столе кнопку. – Они здесь!
Сзади хлопнула дверь и послышались шаги. Штирлиц напряженно обернулся. Между азиаткой и африканкой стояла Кэт.
– Которая из них русская? – притворно спросил Штирлиц.
– Посередине. – Мюллер, казалось, пропустил оплошность Штирлица мимо ушей.
– Каковы результаты допросов? – закинул удочку Штирлиц.
– Все, кроме русской, признались, – потер руки Мюллер. – Русскую придется отправить в гестапо.
– Я как раз еду в ту сторону, – не раздумывая, сказал Штирлиц. – Могу подбросить.
– Сделайте одолжение, старина! – обрадовался Мюллер. – А то, знаете ли, такси сейчас приходится ждать часами!
– Никаких проблем! – Штирлиц отдал салют и холодно скользнул взглядом по фигуре Кэт: – За мной!
У порога Штирлиц обернулся. Запоминается последняя фраза – это правило он соблюдал неуклонно.
– Насчет шкафа я еще зайду, – сказал он.
– Запомнил, запомнил, – не глядя на Штирлица, небрежно ответил Мюллер.
Кэт тоже попрощалась с Мюллером и вышла в коридор.
– Слушай меня, девочка! – тревожно произнес Штирлиц. – Слушай внимательно! Сейчас я довезу тебя до швейцарской границы…
– Нет, – тихо сказала Кэт. – Ты себя провалишь…
– Плевать, – ответил Штирлиц. – Если тебя отвезут в гестапо, ты все равно меня выдашь.
– Не выдам…
– Выдашь, выдашь. В гестапо раскалывают всех. Но сейчас речь не об этом…
Штирлиц вывел Кэт из здания РСХА и распахнул дверцу машины. Сгибающийся от приступа кашля автоматчик с трудом открыл ворота и отдал честь. Штирлиц почувствовал рядом с собой вздох облегчения.
– Нужно будет передать одну последнюю радиограмму. Рецепт вестфальского горохового супа.
– Говори, – профессионально подобралась Кэт. – Я запомню слово в слово.
– Говорить пока нечего. – Штирлиц свернул на Мариенштрассе. – Надеюсь, что рецепт будет у меня вечером. Ночью устроим радиосеанс. Потом я тебя увезу.
– Ты сумасшедший, – прошептала Кэт.
Штирлиц не ответил. Проехав пятьсот метров по Киршеналлее, он сделал несколько резких поворотов в разные стороны. Темно-синий автомобиль, не отрываясь, следовал за ними.
«Хвост», – понял Штирлиц и нащупал в кобуре пистолет.
Кэт почувствовала настороженность Штирлица.
– Хвост? – тихо, одними губами спросила она.
Штирлиц кивнул.
Автомобиль приблизился и на светофоре встал рядом. Стекло опустилось. Штирлиц приготовился к худшему.
Из автомобиля вылетел комочек жевательной резинки и прилип к щеке Штирлица, но тот не подал вида. Загорелся зеленый. Неизвестный преследователь резко рванул вперед и исчез в переулках.
– Судя по манере езды, это шофер Бормана, – задумчиво сказал Штирлиц и отлепил жвачку от щеки. Там была записка.
«Отварите небольшой кусок постной свинины… В 14.00 на Александерплац».
Больше ничего.
– Пойдешь? – тревожно спросила Кэт.
Штирлиц с трудом удержался от резкости. Манера Кэт заглядывать через плечо в чужие документы всегда его раздражала. Но сейчас ей нелегко. Штирлиц смягчился.
– Заедем в детский дом, – сказал Штирлиц. – Возьмем пару-тройку малюток. Для большего правдоподобия.
Детский дом располагался на самой окраине Берлина. Ехали молча.
– Побудь в машине, – сказал Штирлиц, припарковав автомобиль под раскидистым кустом жасмина.
Кэт с трудом сдерживала слезы.
– Все будет хорошо, – постарался успокоить ее Штирлиц.
Кэт отвернулась.
Штирлиц вошел в неприметное серое здание и сунул служебное удостоверение под нос смотрителю. Тот молча щелкнул каблуками, отскочил в сторону и сделал приглашающий жест. Штирлиц последовал по коридору к обитой красно-коричневым дерматином двери.
– Прошу! – Охранник распахнул дверь.
В комнате было десятка два детей младшего ясельного возраста. Шум сразу же прекратился. Смышленые черные и желтые мордашки как по команде повернулись к вошедшим.
«Дети шпионов, – с неожиданной грустью отметил Штирлиц. – Отнятые у отрожавших свое радисток. Все-таки третий мир развивается очень динамично. Китай скоро себя покажет…»
Штирлиц нахмурился:
– Я, конечно, не расист, – начал он издалека.
– Вас понял! – немедленно отозвался охранник. – Прошу сюда!
В другой комнате было всего двое мальчиков.
– Один мальчик немецкий, – сказал охранник. – Второй, наоборот, русский.
Стараясь скрыть радость от неожиданной, невероятной удачи, Штирлиц выдержал паузу.
– Откуда здесь немецкий мальчик? – строго спросил Штирлиц.
– Взбунтовался солдат, – пояснил охранник. – Пришлось мерзавца пристрелить, а ребенка забрать в приют. – Мальчишки, кажется, подружились.
– Я беру обоих, – сказал Штирлиц. – Тем более если вы считаете, что они подружились.
