– Так, ничего особенного. Обещал мне сказать один старинный водительский рецепт…
– Может быть, я могу помочь? – вяло предложил помощь шофер Гиммлера.
– Я, собственно, и сам точно не знаю. Какой-то гороховый суп, – прикинулся простаком Штирлиц.
– Ах, это! Нет, я пас! Не желаю иметь ничего общего со скотами, которые нажрутся гороха, а потом носятся по городу, не разбирая дороги!
С этими словами шофер Гиммлера удалился к друзьям.
Штирлиц посмотрел на часы и вздохнул. День, который начинался столь многообещающе, явно не задался. Жена, теперь этот несчастный шофер. Делать нечего, пора на совещание к Мюллеру.
Совещание было целиком посвящено навязшей в зубах текучке. Мюллер кричал на командующих армиями за плохую подготовку к весенней кампании. Фон Бокку досталось за неготовность техники к контрнаступлению. Люфтваффе бездействовало из-за нехватки бензина. Направленный на помощь войскам гитлерюгенд воевал плохо и все время убегал купаться и загорать.
С сосредоточенным выражением лица Штирлиц, как обычно, рисовал на бумажке шаржи на Гиммлера, Геббельса, Геринга и Бормана. В этот раз вышло так смешно, что сидевший рядом Айсман несколько раз фыркнул от подавленного смеха, и Мюллер был вынужден сделать ему замечание.
Совещание закончилось. Собравшиеся шумно столпились у выхода, стремясь успеть к началу футбольного матча.
– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, – сказал Мюллер.
Штирлиц ожидал приглашения, но сделал вид, что тоже собирался смотреть футбол.
– Что-нибудь удалось выяснить? – хитро прищурившись, спросил Мюллер.
Штирлиц несколько раз прошелся по кабинету, выглянул в окно. Евы Браун во дворе не было. Видимо, она перешла в солярий. Оттого и Мюллер такой раздражительный.
– Отварите небольшой кусок постной свинины, – раздельно сказал Штирлиц.
На несколько секунд повисла пауза. Мюллер понял, что шар на его стороне.
– Ну что же, откровенность за откровенность. Тонко нарежьте свиное сало и обжарьте на медленном огне.
Мюллер внимательно следил за реакцией Штирлица. Ни один мускул не дрогнул на лице разведчика.
– Отварите четыре или пять средних картофелин, – медленно сказал Штирлиц.
Мюллер закурил.
– Неплохо, неплохо. Снимите со сковороды шкварки и положите в горячий жир мелко нарезанный лук. Обжарьте до хрустящего состояния…
Штирлиц пытался угадать источник информации Мюллера. Неужели шофер Бормана работал и на шефа гестапо? Или у Мюллера был какой-нибудь другой агентурный шофер?
– Я полагаю, группенфюрер, что на этом нам следует пока остановиться.
– Конечно, следует, – криво улыбнулся Мюллер. – Ведь это все, что вы знаете. Но мне известно немногим больше.
Штирлиц дал понять собеседнику, что оценил его открытость.
– Кажется, нам не избежать командировки в Швейцарию, – сказал он. – Нужны новые контакты.
– Поезжайте, – после короткого раздумья согласился Мюллер. – Возьмите с собой пару детишек для полного правдоподобия.
– И одного старичка, – быстро подсказал Штирлиц.
– Ну, берите и старичка, если вам охота возиться с такой оравой, – разрешил Мюллер.
– Я попрошу домработницу съездить со мной. Клара всегда меня выручает.
– Сколько платите ей? – поинтересовался Мюллер.
– Пять марок в час.
– Дороговато.
– Зато никаких проблем.
Мюллер снова прошелся по кабинету.
– Кстати, Штирлиц! – сказал он, резко обернувшись. – А куда вы дели русскую радистку?
На такие дешевые приемы Штирлиц не ловился уже очень давно.
– Как это куда? – натурально удивился он. – Отвез в гестапо! Как вы и просили!
– Вас там не было, – прищурился Мюллер.
– Что за глупости! Я сдал ее этому вашему, как его…
– Холтофу?
– Вот именно, Холтофу. Он еще закричал на все управление: «Ребята, скорее сюда! Тут русская радистка!»
– Что вы говорите?
Штирлиц изобразил на лице просветление:
– Эге, Мюллер! Да ваши костоломы в две секунды замучили ее до смерти! А теперь хотят все спихнуть на меня! Я, конечно, понимаю, русские радистки не попадались уже три года! Но зачем же так внаглую?! Дайте-ка мне этого вашего Холтофа! Я ему прочищу мозги!
Штирлиц протянул руку, как будто за телефонной трубкой. Он отчаянно блефовал. Главное – успеть вывезти пастора и Кэт. А там будет видно.
Мюллер пожевал губами.
– Холтоф погиб. Полчаса назад в здание гестапо попала американская бомба…
Штирлиц развел руками и принял скорбный вид.
– Мюллер, дружище… Мои соболезнования… Если я могу чем-то помочь…
Ее благородие госпожа Удача вновь улыбалась полковнику Исаеву, и внутренне он улыбался ей в ответ.
– Сорок пять лучших гестаповцев… Два десятка готовых на все арестантов. Гвинейский и эквадорский резиденты… Что за невезение!
На Мюллера было жалко смотреть. На секунду Штирлицу стало жаль всех этих скромных тружеников плаща и топора, которые какой-нибудь час назад весело шутили, носились по этажам управления, вели допросы, составляли протоколы, в общем, занимались обычными гестаповскими делами, а теперь, убитые безжалостной американской бомбой, лежат вперемешку со стеклом и камнем. Долгое пребывание на высоком посту в рейхсканцелярии постепенно примирило его с некоторыми дурными привычками гитлеровцев, хотя даже сам себе он не решился бы в этом признаться.
– Держитесь, старина! – Штирлиц тронул Мюллера за плечо и направился к выходу.
Перед дверью он обернулся, собираясь сказать запоминающуюся фразу, но Мюллер устало махнул рукой:
– Идите Штирлиц, идите. Попробуйте хотя бы раз запомниться мне с закрытым ртом. Не будьте формалистом.
Штирлиц, внутренне чертыхнувшись, вышел.
А ведь Мюллер прав. Все шпионы попадаются на мелочах. Не будь Мюллер так расстроен гибелью коллег, вполне мог бы подловить Штирлица на излишней педантичности.
На лестнице послышались тяжелые шаги и сопение, похожие на звук выходящего из воды бегемота.
«Борман», – понял Штирлиц, и не ошибся.
Появился багровый, брызжащий слюной Борман. Он был вне себя.
– Добрый день, партайгеноссе Борман! – поприветствовал товарища по партии Штирлиц.
– Убили! – горестно выкрикнул в ответ Борман. – Убили, сволочи!
– Кого убили? – притворно обеспокоился Штирлиц. – Надеюсь, не фюрера…
– Шофера убили, – громко застонал Борман. – Такого шофера угробили! Лучший шофер во всем Рейхе был! И что мне теперь – самому садиться за руль?
