Книга Возвращение, страница 12. Автор книги Бернхард Шлинк

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Возвращение»

Cтраница 12

Радуйтесь! Руки и ноги согрелись, и тундра наполняется запахами. Жалкие пятна мха, редкие цветы и клочки травы, карликовые сосенки — все это благоухает, дурманя голову и дразня обещанием. В этом запахе вы различаете запах родины, запах леса и пустоши, и запах чужого края, в котором растет незнакомая на вкус трава и распускаются невиданные прежде цветы.

В душах товарищей царит тоска по дому и тоска по дальним краям, и беглецы вздыхают, и вздохи их наполнены сладким томлением. Они потягиваются, сами себе удивляясь, потому что в студеную ночь и представить себе не могли, что руки и ноги еще смогут им служить, и усаживаются на землю. Гренадер распределяет жалкие припасы — пригоршню ягод, кусок вяленой рыбы и, пока не вышел запас, по половинке картофелины. Потом они вновь отправляются в путь, стараясь не упустить этот благоприятный миг. Но и тогда, когда это мгновение осталось в прошлом, они снова и снова отправляются в путь, не жалуясь и не мешкая. Путь ведет их домой.

Лишь в то утро, когда они устроили привал у лоченов, все было иначе. Юрген лежал неподвижно; Карл сначала подумал, что Юрген умер, но потом увидел, как тот улыбается. Герд и гренадер проснулись, уселись спиной друг к другу и смотрели вокруг, словно они здесь на летней прогулке. Но увидеть им ничего не удалось. Местность, в которой была стоянка лоченов, сейчас опустела.

— Они обещали вернуться за нами. — Граф, приставив ладонь козырьком ко лбу, всматривался в даль. — Мы должны их здесь дожидаться.

— Здесь так красиво, — сказал Герд.

— Почему, — дивился гренадер, — почему мы все это время считали, что нам надо двигаться дальше?

Юрген с улыбкой смотрел на свою культю.

Карл оскалил зубы. Ему придется идти дальше одному? В эти последние недели он порой мечтал о том, чтобы остаться одному. Часто его спутники висели на нем грузом, словно колодки на ногах, в один прекрасный день они могут стать для него камнем на шее. Они не нравились ему. Не нравился ни Юрген, ребенок, который никогда не станет взрослым, ни глуповатый, заносчивый граф, ни гренадер, боевая машина, из которой никогда не сделать мирного обывателя, как не сделаешь трактор из танка, ни Герд, крестьянская и религиозная праведность которого действовала на нервы. Однако он знал, что будет снова тормошить их, что они будут ныть, нюнить и упираться, что он будет гнать их пинками под зад, пока из них с потом не выйдет та дурь, которой их вчера угостили лочены. Он не отвяжется от них, пока они не поймут, что идут домой.

Добродушный народ эти лочены, подумал…

4

Читал ли я раньше о смердящей руке или о добродушном народе — лоченах? Не припомню. Я перелистывал страницы; одно приключение следовало за другим. Мне хотелось знать, что в книге уцелело от концовки, и я прочел последние страницы:


…все время вперед, до окраин Москвы и до вершин Кавказа. После Сталинграда мы о нем больше ничего не слышали.

Карл покачал головой.

— Он вернется. Он вернется и снова поставит на ноги свое дело и приведет в порядок дом.

Старик язвительно засмеялся:

— Было бы прекрасно. Но что-то не верится. От всех, кто оказался у русских, мы получили весточку, а от него нет.

Он пристально взглянул на Карла.

— Ты тоже вернулся из русского плена? Выглядишь так, словно проделал долгий путь и не ждешь впереди ничего хорошего. Можешь ночевать здесь, на складе, пока не подыщешь чего получше.

— А жена его еще жива?

— Да.

Старик смотрел перед собой, не мигая.

— Только она здесь больше не живет.

Он поднял было руки и снова их опустил.

— Тяжелые времена для женщин.

— Я хочу передать ей привет от мужа. Где я…

— От ее мужа?

Старик покачал головой и поднялся.

— Ложись спать. Завтра рано утром я тебя разбужу.

Итак, свою первую ночь на родине он провел на полупустом складе своего магазина. Он прошелся по помещению, чтобы увидеть, что уцелело: множество стульев, несколько шкафов и комодов, первые опытные образцы письменного стола, который он спроектировал, прежде чем его отправили на фронт. Ему по-прежнему нравились эти столы; он правильно поступил, сконструировав письменный стол не для директора фабрики или какого-нибудь партийного бонзы, а для писателя или ученого. Он с благодарностью подумал о старике, спасшем мебель и охранявшем склад. Старик почти ослеп, плохо слышал, с трудом передвигался, ему все это стоило огромного напряжения сил. И он бы здесь не остался, если бы не сохранял хоть немножечко надежды на то, что его молодой шеф вернется с войны. Стоит ли ему открыться?

На следующее утро что-то удержало его от этого намерения, он и сам не знал что. Он поблагодарил старика. Потом он отправился в магистрат; верхние этажи здания были разрушены, но в подвале и на первом этаже явно пахло государственным учреждением, словно ничего и не произошло. Все оказалось очень просто. Его жена проживала в соседнем городе по адресу: Кляйнмюллерштрассе, 58. Он вышел на обочину шоссе, проголосовал, и его подобрал маленький трехколесный грузовичок, который через двадцать минут доставил его до центра соседнего городка. Он шел по улицам, удивленно озираясь: дома не разрушены, сады в цвету, нигде не видно развалин, мусора и воронок от бомб. Колокола на обеих колокольнях церкви пробили полдень, а на рыночной площади продавали картошку, овощи и яблоки. Словно в мирные времена, подумал он, хорошо, что его жене не приходится жить среди развалин.

Он долго стоял перед домом. Дом из красного песчаника, дверь такая, словно кто-то за нею заперт, балкон, на котором можно было бы установить пушки, несколько больших окон и несколько узких, словно бойницы, все здание массивное и мрачное, несмотря на сад, его окружающий. У Карла стало тяжело на душе. Он перешел улицу, открыл садовую калитку и поднялся по ступеням…


Жаль. Я бы с удовольствием еще раз прочел о том, как Карл позвонил в дверь, как ему открыли и как на пороге появилась его жена. И что потом произошло… Читая сейчас книгу, я вовсе не ожидал узнать больше, чем узнал при первом чтении, но тем не менее я читал с напряженным интересом, словно эта история на сей раз могла иметь продолжение и развязку.

5

Устроившись у себя в квартире, я начал устраиваться в городе. Я бывал здесь раньше; этот город был словно красивый родственник моего некрасивого родного городка, и еще школьниками мы ездили туда, в шикарную старинную часть города, в барах, кафе и подвальчиках которого было намного интереснее, чем у нас. Некоторые из моих друзей поступили там в университет, ведь и университет здесь намного старше и известнее, чем наш, и я бы тоже выбрал его, если бы не получил в университете родного города возможность подрабатывать лаборантом.

Чтобы освоиться в городе, я обошел все местные рынки, — в каждую субботу по одному рынку. В этот день недели на рынках вместе с редкими торговцами устанавливали прилавки многочисленные крестьяне из окрестных мест — небольшие прилавки, с которых они сами, или их жены, или бабушки продавали фрукты и овощи, мед, домашнее варенье, фруктовые соки. Понятное дело, что на каждом из рынков стояли разные прилавки. Однако ассортимент всюду был примерно один и тот же, и везде стояли одни и те же запахи, звучали одни и те же слова, густо окрашенные местным диалектом, призывы покупать мангольд или свежую землянику. Публика была разношерстная, и, приглядываясь к ней, можно было познакомиться с разными районами города: вот это явно квартал, населенный старожилами, мелкими буржуа, держащимися особняком, а вот квартал, в котором дома всегда поддерживались в ухоженном состоянии, там старое богатство соседствовало с богатством новоприобретенным, а вот квартал, который перестраивают, — рядом с мрачными и неухоженными жилыми зданиями и небольшими фабриками шикарные, капитально отремонтированные дома и тихие, закрытые для машин улицы с перекрестками, выложенными камнем.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация