— Да, да… прошу меня простить… вам пришлось меня дожидаться, но, как видите сами, мы здесь не принимаем участие в оргии…
И я тут же понял, что все последние часы здесь он сражался со смертью, потому что как только он ощущал приближение смерти, тут же он обращал свои мысли к сексу. И я ощутил внутренний толчок, поскольку сам я не принимал участия в этой драматической битве, что велась на операционном столе — даже в качестве простого наблюдателя.
— Что там происходит? — спросил я голосом обвинителя. — Почему вы решили снова ее оперировать?
Но Хишин помахал окровавленной ладонью перед моим лицом, отказываясь говорить об операции, и поддавшись непонятному эмоциональному порыву, обнял меня и, стиснув, сказал:
— Выкиньте все из головы. Упрямая женщина, которая позволяет себе неожиданные кровотечения… в самых неожиданных местах. Но вас это не касается, ваша голова должна быть занята мыслями о предстоящем путешествии. Вы даже не представляете, насколько Лазар благодарен мне за ваше согласие присоединиться к ним. Они уже влюбились в вас… и он, и его жена. Ну, так… что же вам нужно еще? Ах, да, вы хотите знать, что нам делать с нашим гепатитом? Сказать честно, то ничего. Да, да. Простите, но я забыл эту чертову статью. Но это не имеет значения. Я вижу, что вы уже получили снаряжение и лекарства. Истина состоит в том, что вам не придется делать что-то особенное. Подойдите ко всему с точки зрения психологии. Сейчас ведь все объясняют с точки зрения психологии, не так ли? Спросите любого. Скоро мы сможем решать все проблемы без хирургии тоже. И я говорю вам — гепатит в половине случаев проходит сам собой.
Покидая больницу, я посмотрел на небо, чтобы понять, чего мне следует ожидать на пути в Иерусалим и смогу ли я добраться до города на моей «хонде». Как я мог вляпаться в это безумное путешествие? Внезапно мне захотелось как можно скорее оказаться в доме моих родителей, полном тепла и согласия, чтобы они помогли мне подготовиться к путешествию, которое, как я уже почувствовал, приближалось галопом. В своей маленькой квартирке я быстро вымыл грязную посуду в раковине, убрал постель и упаковал одежду, нижнее белье, носки и туалетные принадлежности в обшарпанный, но еще крепкий старый чемодан. Отключил электричество, закрутил воду и позвонил в свою прачечную, чтобы сообщить о моем отъезде за границу. Затем я закрыл чемодан и затянул ремни на рюкзаке, водрузил свой груз на багажник «хонды» и помчался к дому Лазаров, чтобы оговорить нашу встречу в аэропорту, а заодно уж взять мой билет и доллары, которые были получены из банка на мое имя младшим клерком из конторы миссис Лазар. В роскошных апартаментах, ярко освещенных теперь розовым светом заката, приготовления к отъезду были видны повсюду: у двери лежал чемодан, к одному боку которого привалилась открытая дорожная сумка.
— Ну, наконец-то, — закричал Лазар из гостиной, — наконец-то вы здесь! Мы как раз пытаемся понять, куда это вы исчезли.
Я почувствовал себя оскорбленным…
— Я… исчез? В каком это смысле?
— Ничего… не обращайте внимания, — сказала его жена, выходя из гостиной. На ней было свободное бархатное платье. Я уже имел возможность убедиться, что она старается быть повсюду и участвовать во всем. Сейчас она показалась мне совсем иной, чем прежде: ниже ростом и толще. Волосы ее были в беспорядке, лицо бледным, а сверкающий блеск глаз исчез за стеклами очков.
— Не обращайте внимания, — сказала она. — Лазар всегда беспокоится. Он просто помешан на беспокойстве или тревоге, вам придется к этому привыкнуть… Но входите, входите же, доктор…
Она запнулась, не зная, как обращаться ко мне.
— Зовите меня Биньямин… или Бенци. Как вам больше нравится.
— Можно и в самом деле звать вас так? Бенци? Отлично. А теперь входите и садитесь. У нас здесь Микаэла, подруга Эйнат, которая и доставила нам письмо. Входите… и послушайте, что она может сказать об этом месте, Гая, и о тамошней больнице.
Но я отклонил приглашение.
— Простите, — сказал я. — Уже поздно, а я спешу в Иерусалим попрощаться с родителями и собраться.
— Вы собираетесь там и переночевать? — спросил Лазар разочарованно. — Очень жаль. Мы думали попросить вас переночевать здесь… В этом случае мы отправились бы все вместе в аэропорт рано поутру…
— Не беспокойтесь, — сказал я. — Мои родители доставят меня туда вовремя.
Но было очевидно, что Лазар просто не мог не беспокоиться. Он тут же отправился за бумагой и карандашом, чтобы записать номер телефона и мой адрес в Иерусалиме, в то время как я задавал себе вопрос, отправляется его жена с нами в это путешествие или нет, — она пригласила меня снова пройти в гостиную.
— Там моя мама, — сказала она. — Пришла навестить нас перед отъездом… Она рада будет увидеть вас.
— Ваша мама? — смущенно произнес я. — Конечно… Хорошо… одну минуту…
И я вошел в гостиную, где замер, восхищенный открывшимся видом на крыши Тель-Авива. Когда я был здесь прошлым вечером, шторы были задернуты, и я не мог оценить, как превосходно расположен этот пентхаус. На кушетке сидела хрупкая старая леди в темном шерстяном платье, а рядом с нею молодой человек, одетый в белый костюм из хлопка. Но когда я подошел поближе, он оказался загорелой юной девушкой с коротко остриженными волосами и большими светлыми глазами, выражавшими сильнейшее беспокойство.
— Мама, — сказала жена Лазара, чуть-чуть повышая голос, — это доктор Рубин… тот самый, что благородно согласился сопровождать нас в Индию. Ты хотела встретиться с ним…
Старая леди тут же протянула мне руку и кивнула, и как слабое отражение сияющей улыбки ее дочери, на мгновение сверкнуло в ее глазах. Я был не в силах более сдержать себя. Возможность присоединения к нам миссис Лазар терзала меня еще больше, чем раньше, и в то время, как я наклонился к молодой девушке со стриженой головой, осторожно освободившей для меня место рядом с собой, я повернулся к жене Лазара с безотчетным раздражением и сказал:
— Прошу меня извинить… но я хотел бы знать это. Вы тоже едете с нами?
Но Лазар ответил прежде, чем она успела раскрыть рот:
— Сейчас не время обсуждать это. Мы решим позднее. Но почему вы об этом спрашиваете?
— Я просто хотел знать, — промямлил я, глядя на его жену, которая больше не улыбалась; чуть повернув голову к мужу, она смотрела на него с легкой тревогой.
И здесь, почти что против собственной воли, я сел на место, освобожденное для меня коротко остриженной девушкой, которая в замешательстве бросила пристальный взгляд, как если бы разом хотела снять с меня мерку. Чувствуя тепло, исходившее от многочисленных диванных подушек, я решился даже принять чашку чая из рук старой леди, глядя в большое окно, за которым угадывалось приближение ливня, надвигавшегося, в полной тишине со стороны моря. Во мне самом усиливалось ощущение гнева и раздражения. Мне нужно было идти; отец и мать ждали меня. Так чего же я расселся, словно был членом семьи? Как если бы мне не предстояло видеть большинство из них в ближайшие недели вне зависимости от того, хочу я этого или нет. Я быстро поднялся, не дотронувшись до чая и не сказав ни единого слова молодой женщине, чье подчеркнутое сходство с индуской раздражало меня, усиливая вместе с тем желание отправиться в путь.
