Книга Смерть и возвращение Юлии Рогаевой, страница 57. Автор книги Авраам Бен Иегошуа

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Смерть и возвращение Юлии Рогаевой»

Cтраница 57

Постояв еще немного, Фотограф с Журналистом уходят, на прощанье заметив, что продолжить путешествие сегодня, по-видимому, не удастся, потому что Кадровику нужно время, чтобы окончательно прийти в себя. И он понимает, что они, к сожалению, правы.

Глава восьмая

Теперь, после их ухода, он может наконец расслабиться и свернуться под одеялами. Но озноб по-прежнему сотрясает его тело, и острая боль то и дело возвращается в сопровождении неотложных позывов, прерывающих тяжелую дрему. В одну из минут прояснения он видит, что вместо Временного консула у его постели сидит Фотограф. Заметив, что больной проснулся, он протягивает ему кружку всё той же тепловатой воды. Но Кадровик отказывается, и Фотограф осторожно опускает кружку на стоящий рядом с постелью столик.

— Жаль, что у вас забрали объектив, — слабо пытается пошутить Кадровик. — А то бы вы смогли запечатлеть самого главного из ваших «бесчеловечных», которого высшая справедливость жестоко наказала поносом. Хороший был бы снимок для первой страницы, а? — взрослый мужчина в детских пеленках!

— Не вижу ничего интересного, — сухо отвечает Фотограф. — Читателей не так уж интересуют чужие страдания, у них хватает своих.

— Но вот наш парнишка, я вижу, вас всё же интересует, недаром вы его всё время снимаете…

— Он просто сын погибшей женщины, этим и интересен, — так же отчужденно объясняет Фотограф. — У нас нет ни одной ее приличной фотографии, так пусть хоть по лицу сына люди смогут увидеть, какой она была.

— Кстати, я всё хотел задать вам профессиональный вопрос, — говорит Кадровик. — Что это за странная особенность век, что у матери, что у сына? Как будто силуэт какой-то обозначен над глазом. Тонкая такая дуга. Это что, признак другой расы?

Нет, Фотограф уверен, что эта складка в углу глаза, которая как бы скашивает его, не имеет отношения к расе. Это индивидуальный признак. Что-то в генах. А почему у него вообще возник этот вопрос? В любом случае это лицо выразительнее всяких пеленок, даже если в них завернут взрослый человек. А что касается снимков в убежище, Кадровик может не волноваться, фотографы всегда берут с собой в дорогу запасной объектив, так что он и в убежище уже достаточно успел наснимать.

С этими словами он с нескрываемым облегчением поднимается со стула, чтобы уступить место старшему водителю, который пришел его сменить, неся с собой дорожную сумку посланника и зачем-то прихватив также кожаный чемодан.

— Это не мой, — жестами пытается объяснить Кадровик. — Зря вы его сюда принесли.

Какой идиотизм — лежать с поносом, в детских пеленках, в медпункте подземного противоатомного убежища, и не иметь никакой возможности объясниться с дежурящими около тебя людьми. Водитель, наверно, думает, что он бредит. Впрочем, сумка — это хорошо. Где-то в ней должно быть снотворное. Нужно взять таблетку — может быть, удастся уснуть, боль как будто совсем утихла, и приступы повторяются намного реже.

Таблетка действительно помогает ему заснуть, да так глубоко и надолго, что он даже не замечает, кто еще сменяется у его кровати в эту ночь, подает ему пить и меняет на нем пеленки. А проснувшись, забывает спросить об этом, потому что всё прошедшее отступает на десятый план в сравнении с тем, что он просыпается с ощущением ужасной слабости и полного выздоровления. Да, он чувствует, что отрава вышла из него полностью, не только из тела, но, кажется, из души тоже, — во всяком случае, никакие кошмары школьных и армейских времен в минувшую ночь его не навещали. Рядом с постелью он видит аккуратно сложенную стопку поношенного, но чисто выстиранного и даже выглаженного военного обмундирования, видимо загодя принесенного предусмотрительным старым воякой. Нетерпеливо перебрав ее в поисках майки, рубахи и штанов, он находит что-то более или менее подходящее ему по размерам и переодевается, постепенно превращаясь в еще одного местного охранника. Затем с глупой и восторженной улыбкой машет рукой сидящему тут же солдату, чтобы сообщить о своем окончательном выздоровлении. Солдат, в свою очередь, показывает ему рукой, что сейчас поднимется наверх — видимо, за сержантом, — и Кадровик кивает ему в знак согласия.

Оставшись один, он решает на прощанье посмотреть здесь всё, что ему удастся. На экскурсию теперь он вряд ли попадет, а случай упустить жалко. Слегка пошатываясь от слабости, он выходит из комнаты, где лежал, и идет по коридору, который приводит его в просторный больничный зал, где стоят старые, уже проржавевшие кровати, на которых всё еще лежат застеленные одеялами матрацы. Он с интересом рассматривает стоящие у кроватей медицинские приборы, обходит зал, заглядывает в шкафчики с медикаментами и, приоткрыв дверцу одного из них, вздрагивает, увидев внутри крохотную полевую мышь. Впрочем, она, кажется, удивлена не меньше, чем он. Ну, если какое-то живое существо сумело пробраться в это подземелье снаружи, думает он, то уж электромагнитные волны наверняка найдут выход изнутри — и, вынув из кармана спутниковый телефон, быстро набирает номер своего бывшего дома в Иерусалиме. Старика, понятно, не стоит будить в такую рань, Начальницу канцелярии и Секретаршу тем более, мать будить жалко, потому что тогда ему придется долго рассказывать ей, где он и почему, — значит, остается дочь, ее он может разбудить даже сейчас, она, наверно, как раз собирается в школу, ему хочется услышать ее голос.

Номер набран, остается надеяться, что спутник в небесах услышит зов своего телефона, и спутник действительно его слышит, потому что в трубке раздается голос — но, увы, не дочери, а бывшей жены. Эдакая незадача!

— Это я… — неуверенно говорит Кадровик.

— Да, я слышу, — спокойно и даже непривычно мягко отвечает она. — Почему у тебя такой слабый голос? Ты что, болен?

— Да, был немного. Отравился чем-то здесь. Но это уже на исходе.

— Ну, конечно. — Он понимает, что она снисходительно улыбается. — Ты всегда был уверен, что желудок у тебя железный. Теперь убедился.

— Да, ты права, — соглашается он. — Убедился. Не железный. Но я уже в порядке.

— Не торопись подниматься. В таких случаях стоит полежать. И не есть сразу, только пить воду.

Он тронут ее неожиданной заботой.

— Да, спасибо, я пью. У меня к тебе маленькая просьба. Ты не могла бы на минуту разбудить малышку? Хочется услышать ее голос.

— Ты что, забыл? — удивляется она. — У нас уже семь утра, сегодня понедельник, у нее нулевой урок, так что она давно уже в школе.

— Извини, я тут потерял счет времени. Пока болел, солдаты сняли с меня часы и еще не вернули, а дневной свет сюда не проникает…

— Куда это «сюда», откуда ты звонишь?

— Я тут прежде времени похоронен, — неуклюже шутит он. — Звоню тебе из такого огромного подземелья, где раньше было атомное убежище для местных бонз, а сейчас музей для туристов.

— Вы что, уже похоронили эту женщину?

— Рогаеву? Нет, мы на пути в деревню, где живет ее мать, похороны будут там.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация