Подоплеков. Вы лишаете меня слова, потому что именно слова вы больше всего боитесь.
Председатель. Я приказываю вам молчать! Заткните ему глотку! Уберите его из зала!
Горелкин торопливо заталкивает клетку за кулисы. По сцене проходят два демонстранта с плакатами: «Подоплекова – на мыло!», «Собаке – собачья смерть!».
(В зал.) Суд удаляется на совещание для вынесения приговора.
Антракт
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
1
На сцене Бард с гитарой.
Бард (напевает):
Течет река. Вода мелка.
Так мелки наши страсти…
И мы за крохи со стола
Рвем ближнего на части.
Друг друга лупим ни за что
И ни за что терзаем,
И перед тем, как впасть в ничто,
В ничтожество впадаем.
(Прекратив пение.) Вы будете смеяться, но с новым председателем тоже, кажется, не все в порядке. Он давно уже не появляется на людях, и, как говорят сведущие люди, врачи борются за его жизнь. Говорят, у него жесточайший запор. Так-то или не так, проверить нельзя, и поэтому распространяются самые противоречивые и иногда даже нелепые слухи, будто, находясь в коматозном состоянии, он все еще успешно осуществляет общее руководство и даже надеется провести в жизнь некоторые из своих оригинальных идей. Впрочем, я лично слишком оригинальных идей побаиваюсь. Когда их начинают внедрять, мне хочется закопаться поглубже и переждать. (Поет.)
Течет река,
Мерцает дно,
И шелестит осока.
Жизнь наша хлопотная, но
Недолгая морока.
Вот скоро устье, а потом
Забвенья неизбежность…
Но перед тем, как впасть в ничто,
Впаду в любовь и нежность.
Появляется Лариса с приемником, исторгающим грохот и свист.
Лариса. Слушайте, что же это происходит?
Бард. А что? По-моему, как раз ничего не происходит.
Лариса. Да как же не происходит? Как же не происходит? Вы только послушайте. (Ударяет приемником об пол, и звуки глушилки сменяются ясным голосом диктора.)
Радио. В западных странах растет волна протеста против бесчеловечного обращения с известным поборником прав человека доктором Подоплековым. В Вашингтоне президент Рейган заявил, что жестокость, проявляемая по отношению к таким выдающимся людям, как Подоплеков, еще раз доказывает неспособность тоталитарных режимов решать без насилия не только внешние, но и внутренние проблемы. В Копенгагене демонстранты разбили витрину Аэрофлота. В Лондоне женщины из группы «Зеленый мир» устроили сидячую забастовку. Во Франции ассоциация озабоченных ученых создала специальный комитет Подоплекова, в который вошли шесть лауреатов Нобелевской премии. Комитет выпустил специальное воззвание в защиту ученого…
Лариса (выключает радио). Боже мой! Что творится? Зачем вся эта шумиха?
Бард. А вы хотите, чтобы с вашим мужем покончили без всякого шума?
Лариса. Я не хочу, чтобы с ним покончили, но я боюсь, что из-за этого шума они еще больше рассердятся.
Бард. Уверяю вас, они уже сердиты достаточно.
Лариса. Но что же мне делать?
Бард. Все зависит от того, желаете ли вы быть женой политического заключенного или просто вдовой. Впрочем, у вас есть шанс. Вам следует обратиться к Защитнику. Говорят, что сейчас, в отсутствие Председателя, именно он заворачивает всеми делами. И при этом довольно неплохой человек. Бабник, выпивоха и рыболов.
Лариса. А что вы можете сказать о его здоровье?
Бард. Это непростой вопрос. Вообще-то он жалуется на тромбофлебит, боли в сердце и мозговые спазмы, но, возможно, это только уловка. Он мечтает стать председателем, а на эту должность, не имея серьезных болезней, претендовать бесполезно.
Лариса. И вы думаете, что он мне поможет?
Бард. Нет, я как раз думаю, что он не поможет. Но все-таки должны же вы что-то делать. А вот, кстати, и он.
2
Защитник в резиновых сапогах и с удочкой через плечо идет вдоль сцены, что-то насвистывая.
Лариса. Здравствуйте.
Защитник. Здравствуйте.
Лариса. Много наловили?
Защитник. Да нет, ничего не поймал. Но это не важно. Меня во всяком деле интересует не результат, а процесс. А вы что же, радио слушаете?
Лариса. Да так, знаете, иногда слушаю, когда время есть. «Для вас, женщины» или «Писатели у микрофона».
Защитник. Бросьте темнить. Я защитник, но не стукач. И что же там, много шуму?
Лариса. Да, шум есть. Какие-то зеленые женщины, нобелевские лауреаты. Витрину расколотили.
Защитник. Интересно! Да, интересно! Значит, мы им хорошо наступили на хвост.
Лариса. Насчет их не знаю, а нам наступили. У меня дети спрашивают, где папа. Я говорю: папа в командировке. А мне Игорь говорит: «Неправда, мне в школе сказали, что папа в тюрьме». Слушайте, а правда, говорят, что новый председатель тяжело болен?
Защитник. Да нет, слухи сильно преувеличены. У него насморк, кашель, стенокардия и рак прямой кишки с метастазами в печени. И больше ничего.
Лариса. Правда? А я очень за него беспокоюсь. Вы знаете, мне неудобно отнимать у вас время, но я слышала, что вы теперь играете такую важную роль, и я хотела вас попросить, может, как-то можно освободить моего мужа? Ведь все-таки сейчас там, на Западе, такой шум, такой шум! Он же никому не нужен.
Защитник. Да, да. Этот шум, это просто ужасно. И я вообще этих людей не понимаю. Ну хорошо, ну посадили кого-то, ну даже несправедливо посадили, но зачем же еще бить витрины?
Лариса. Совершенно с вами согласна. Но я думаю, что если бы вы моего мужа освободили, этот шум мог бы немедленно прекратиться.
Защитник (смеется). Ах, какая хитрая женщина! Как будто вы не понимаете, что, если мы освободим вашего мужа, они там это воспримут как нашу слабость и в следующий раз еще больше побьют витрин. Но если вы действительно желаете вашему мужу добра, поговорите со своим мужем, убедите его, пусть признается, пусть покается… пусть поможет нам убедить этих, которые бьют витрины, что мы все – судьи, прокуроры, защитники и подсудимые – единое и монолитное общество. Пусть он нам поможет, а мы тоже в долгу не останемся.
Лариса. Вы его освободите?
Защитник. Ну к чему эта торговля? Впрочем, может быть, даже освободим.
Лариса. Вы хотите, чтобы я с Сеней поговорила? Но меня же к нему не пускают.
