Я снова села за руль «фольксвагена «и поехала в город. Я превысила максимальную скорость километров на двадцать пять в час, но сейчас мне было все равно. Я не знала, куда еду, – летела куда глаза глядят, чтобы просто оказаться подальше от мамы. Сначала Хэнк, теперь ее работа. Почему мне кажется, что она принимает все важные решения, не посоветовавшись со мной?!
Впереди показался выезд на шоссе, я повернула направо и двинулась к набережной. Свернув к последнему съезду перед Дельфик-парком, я поехала к городскому пляжу. В этой части побережья машин было значительно меньше, чем на южных пляжах Мэна. Берег здесь каменистый, почти пустой – вечнозеленые растения виднелись только там, куда не доходит прилив. Вместо туристов с полотенцами и корзинками для пикника я увидела на берегу только одинокого прохожего с собакой, которая гонялась за чайками.
Как раз то, что мне было сейчас нужно. Мне хотелось побыть некоторое время одной, чтобы остыть.
Я съехала на обочину. В зеркале заднего вида показался красный спортивный автомобиль. Я смутно припомнила, что вроде бы видела его на шоссе, нас тогда разделяло несколько машин. Вероятно, его владелец хотел прогуляться по пляжу, пока погода окончательно не испортилась.
Я перепрыгнула через бетонный парапет и спустилась по скалистому берегу вниз. Воздух здесь был прохладнее, чем в городе, и ветер постоянно лупил в спину. Небо, скорее серое, чем голубое, было затянуто дымкой. Я старалась выбирать камни повыше над водой, чтобы волны до меня не могли добраться. Это было довольно непросто, ноги у меня то и дело соскальзывали, и я сосредоточилась на том, чтобы не свалиться, отвлекшись на время от мыслей о ссоре с мамой.
Ботинок снова соскользнул с камня, и я скатилась вниз, неловко приземлившись на бок. Ругаясь себе под нос, я постаралась подняться и тут увидела, как за спиной у меня выросла чья-то огромная тень. Испугавшись, я резко обернулась.
Передо мной стоял тот самый водитель красной спортивной машины. Ростом он был выше среднего и на вид казался старше меня на год-два. Волосы коротко подстрижены, брови песочно-коричневого цвета, светлая щетина на подбородке. Судя по тому, как сидела на нем толстовка, спортзал он посещал регулярно.
– Ну наконец-то выползла из своей норы, – сказал он и оглянулся. – Который день пытаюсь застать тебя одну.
Я балансировала на камне, пытаясь встать на ноги, и копалась в памяти, силясь вспомнить его лицо, но безрезультатно.
– Прошу прощения, мы знакомы?
– Как ты думаешь, за тобой следили? – он продолжал скользить взглядом по берегу. – Я, конечно, старался отслеживать все машины, но мало ли, вдруг я кого-то упустил из виду. Честно говоря, мне бы помогло, если бы ты сделала пару кругов, прежде чем парковаться.
– Хм… я действительно не имею понятия, кто ты такой.
– Странно слышать такое человеку, купившему тебе машину, на которой ты сюда приехала.
До меня не сразу дошел смысл его слов.
– Погоди-ка… ты – Скотт Парнелл?
Я не видела его много лет, но черты лица у него оставались все те же. Та же ямочка на щеке. Те же карие глаза. Из новых приобретений был шрам на шее, легкая щетина на подбородке и впечатляющее сочетание полных, чувственных губ со скульптурными чертами лица.
– Я слышал о твоей амнезии. Так, значит, слухи не врут? Похоже, дела действительно плохи.
Ой, ой, зачем же так пессимистично.
Я скрестила руки на груди и холодно заявила:
– Раз уж мы затронули эту тему, возможно, сейчас самый подходящий момент объяснить мне, почему ты поставил «фольксваген «у моего дома в ту ночь, когда я пропала. Если ты в курсе моей амнезии, то, конечно уж, ты в курсе, что меня похитили.
– Эта машина была извинением за то, что я вел себя как подонок.
Он все еще оглядывался по сторонам. Кого он так боится?
– Давай-ка поговорим о событиях той ночи, – не отступала я. Конечно, это место, где мы были совершенно одни, с глазу на глаз, было далеко не самым подходящим для подобного разговора, но моя решимость получить ответы здесь и сейчас восторжествовала над здравым смыслом. – Кажется, в нас обоих в тот вечер стрелял Риксон. Я так сказала полиции. Ты, я и Риксон – мы были в комнате смеха. Если, конечно, этот Риксон вообще существовал. Не знаю, как ты все это провернул, но мне начинает казаться, что это ты его выдумал. Мне начинает казаться, что это ты стрелял в меня и что тебе просто нужно было на кого-то все свалить. Вот ты и заставил меня назвать имя Риксона полиции. Так? У меня к тебе вопрос, Скотт: это ты стрелял в меня?
– Риксон теперь в аду, Нора.
Я вздрогнула.
Он произнес это так уверенно, без какого-либо сомнения и с приличествующей случаю меланхолией. Если он и лгал, то делал это исключительно умело.
– Риксон умер?
– Он в аду. Но да, смысл тот же. Можно сказать, и умер, насколько я понимаю.
Я вглядывалась в его лицо, пытаясь по мимике угадать, не врет ли он. Я не собиралась спорить с ним о загробной жизни, мне просто нужно было подтверждение, что Риксон исчез окончательно и бесповоротно.
– Откуда ты знаешь? Ты говорил об этом полиции? Кто его убил?
– Я не знаю, кого нам надо за это благодарить, но точно знаю, что он ушел. Слухи разносятся быстро, поверь мне.
– Знаешь, тебе придется придумать что-нибудь более умное. Возможно, тебе удалось одурачить всех остальных, но меня так просто не купишь. Ты поставил машину около моего дома в ту ночь, когда меня похитили. Потом ты смылся и где-то прятался – в Нью-Гэмпшире, так вроде? И прости меня за эти слова, но при виде тебя последнее, что приходит мне в голову, – это слово «невиновен». Я думаю, не стоит и говорить, что я тебе не верю.
Он вздохнул:
– Перед тем как Риксон стрелял в нас, ты убедила меня, что я настоящий нефилим. Ты объяснила мне, что я не могу умереть. И отчасти именно ты – причина того, что я сбежал. Ты была права. Я не хочу быть похожим на Черную Руку. И уж ни в коем случае я не хочу помогать ему вербовать новых нефилимов для его армии.
Ветер пробирался мне под одежду и леденил кожу. Нефилим. Опять это слово. Оно меня прямо преследует.
– Я сказала тебе, что ты нефилим? – переспросила я нервно и на мгновение прикрыла глаза, молясь про себя, чтобы он признался, что оговорился. Молясь, чтобы он сказал «я не могу умереть «в переносном смысле. И еще в глубине души я надеялась, что вот сейчас он рассмеется и скажет, что он – заключительное звено в искусном розыгрыше, который начался еще вчера с Гейба. Очень большом розыгрыше, который устроили для меня.
Но правда была тут, где-то в темных глубинах моей памяти. Я не могла не чувствовать этого, сколько бы разумных и трезвых объяснений происходящему я ни придумывала. Я чувствовала ее. Скотт ничего не выдумывал – он говорил правду.
